Леонид Ливак - Жила-была переводчица

Я Вас люблю.

Бамонт, что за непослушание? Ведь я Вас просила не присылать мне денег. Они меня ужасно озадачили. Китаевы подняли меня на смех, рассказывая всем: «Представьте, с Люси огромное несчастье – получила 100 рублей и страшно огорчена!» Николай Егорович (тетин муж) даже целую лекцию прочел мне о том, как нужно драть деньги, не стесняясь, чтобы не упустить своего счастья. «Вы – этого, послушайте, так сказать, Люси: раз этот самый, так сказать, Бальмонт, этого, посылает Вам эти деньги, то значит он, так сказать, заинтересован в том, чтобы, этого, побудить Вас, так сказать, сделать эту работу. Другое дело, если Вы, так сказать, этого, не желаете продолжать – ну, тогда, знаете, этого, так и скажите ему, что „я, так сказать, не желаю иметь с Вами никакого дела и прошу Вас, этого, деньги Ваши принять обратно“. Ну, а раз этого нет, то и пользуйтесь ими, так сказать, без зазрения совести…» и т. д. и т. д.

Хоть и убедительно, без сомнения, но я не убедилась. А все-таки эти 100 рублей повлияли на меня, напомнив мне, что заняться переводами в настоящую минуту – значит избежать приятных разговоров с Николаем Егоровичем и хоть немного отвлечься от мыслей о маме и о том, что папа не шлет заграничного паспорта. И вот я засела за переводы. «Обер-декадент» Брюсов, как называет его Ваша belle-sœur [380]Волконская, – очень заинтересовал меня. Я так хотела бы поближе узнать его скифскую, стихийную душу. Перевожу, стараясь передать упорную дикость и дерзость размера

Перевела еще «Юному поэту» и «Памяти Е. И. Павловской» [384]. Хочу перевести два лучшие (по-моему) «К Скифам» и «Соблазненным братьям» [385].

Ах, да, а вот ведь Ваше [386]:

Хорошо, правда? Ну, поцелуйте Лелли. А вот еще [387]:

Лохвицкая хорошенькая, изящная, особенно когда подражает Вам:

Но не очень вдохновляет меня ее poésie à l’eau de rose [389]. По крайней мере, сейчас не вдохновляет. Может быть, я и многое переведу из нее – но летом, когда согреюсь, когда разнежусь, когда снова стану влюбленной. Сейчас я не женщина. Я похожа на Брюсова. «Как царство белого снега, моя душа холодна» [390]. Холодная, свободная, злая.

Вы знаете, что René ангажирован в Evian? Вы приедете в Швейцарию летом? Когда мы увидимся? Я хочу попасть в Париж как можно скорее, чтобы до закрытия театров поговорить с Antoine’ом [391]или кем-нибудь вроде него и определить, что мне делать и на что рассчитывать. А папа медлит с паспортом. Возмутительно.

Отчего Вы мне ни разу не написали из Оксфорда? Пишите о Кате. Скажите ей, что я ее люблю. Не пишу ей потому что – странно. Сандрильона [392]писала доброй волшебнице, своей крестной матери?

Ах, Бамонт, какую силу я чувствую в себе. Мне хочется быть всегда одной. И я всех хочу – для себя. Мне хочется вызвать всех сильных на бой. На бой – Вас, и Брюсова, и René. Чувствовать и в себе и в противнике силу – непреклонную, непобедимую. Знать, что я не сломлю и не сломлюсь – но чувствовать силу – силу! Вы одной рукой поставите меня на колени – но я отомщу. Я могу Вас убить, Бамонт. А этот Брюсов – я бы хотела легко, как птица крылом махнуть концами пальцев по его лицу – и чтобы на щеке его ярко загорелись кровавые полосы от моих острых ногтей.

Ах! pardon! Что это со мною? Fi donc, какое некорректное поведение со стороны такой благовоспитанной барышни!

Гиппиус не печатала своих стихотворений отдельным сборником? [393]Где же прикажете их доставать?

Слушайте, Бамонт, слушайте хорошенько:

Желанье рабства исчезло во мне. Я хочу быть одной. Я хочу быть владычицей морскою. Но не хочу я бесцветной, бесстрастной, холодной морской глубины. Я хочу – бесстрастного, но яркого, но горячего солнца. И когда я выпью до дна его лучи, я возьму это солнце, и повешу его, как золотую безделушку, в моем прозрачном подводном дворце. На что мне оно, – истощенное? Я сама буду гореть и греть его лучами.

Бамонт – в эту минуту вся моя душа в этих строках. Поймите и запомните . Преступно? Дерзко? Безжалостно? Я и не претендую, ни на благонравие, ни на скромность, ни на человечность…

А все-таки я Лелли. И я Вас люблю.

Скорее.

Бамонт, я глупенькая Лелли, сейчас начала писать Вам, а вышло, что написала Брюсову [394]. Знаете что? Экспромт после чтения его стихов. Вот:

Иначе я не могу выразить Вам того впечатления, которое он на меня производит. Я серьезно сказала тете, что еду в Москву, что мне надо видеть Брюсова [395]. Потом, отбросив от себя его книгу, стала думать. Если он не такой, как в стихах, – слабее, – если он только хорошее чучело леопарда – на что мне разочарование? Если он таков, каким я себе представляю его, то