Леонид Ливак - Жила-была переводчица

Что Вы и как Вы?

Когда свидимся?

Приветы.

Ваш

К. Бальмонт.

Париж. 1923. 6 декабря.

Дорогая Люси, простите, что я до сих пор не ответил Вам о интересующем Вас. Мое новое «Письмо из Парижа» [699], где я говорю о Станиславском и Гребенщикове и подробно излагаю, сколько умею, интересную Вашу речь о Гребенщикове [700], успело уже появиться в «Сегодня», – Рижская газета, – и я рассчитывал показать Вам этот № в истекшую субботу, но Вы не приехали, и я должен был этот единственный экземпляр отдать наиболее заинтересованному, т. е. нашему Сибиряку. Искал для Вас экземпляра на Бульварах, но не нашел. Думаю, что завтра или послезавтра получу заказанные мною №№ из Риги.

В воскресенье в 9 с половиной часов вечера у меня будет Робер де Трас. Пожалуйста, сообщите, чтó ему в точности сказать от Вас. А, может быть, Вы и Марсель соберетесь к нам в этот вечер, то есть в ближайшее воскресенье? Мы были бы так рады. Если можно, не гневайтесь на Швейцарца. Из всех редакторов, с которыми я имел несчастие разговаривать за истекший год, он один со мной учтив, внимателен и даже отменно точен. Мне жаль, что он странно неточен с Вами. И правда, быть может, я тут что-нибудь невольно попортил. Но у него наилучшие намерения. Я в этом убедился. А все эти Фельсы, Аркосы и другие, не знаю, как с Вами, а со мной бесчестные свиньи, и, если я не совершаю по отношению к ним никакого весьма решительного хода, это потому лишь, что мое терпение более огромно, чем я сам полагаю. Да и как я один, да еще чужеземец, затеял бы битву с тучей саранчи?

Давно у Вас, Люси, некое мое стихотворение «Остережение»: «Человек и огонь возвращаются в те же места…» [701]Оно внушено строкою А. де Шатобриана и мне давно хочется подарить ему его по-французски. Не уделите ли мне минутку? Он, летом еще, написал мне прелестное письмо, и скоро будет его вечер [702].

Не забывайте. Поклоны Вам от Кати, расспрашивающей о Вас во вчерашнем письме. Ждем?

Ваш

К. Бальмонт.

Париж. 1924. 24 января.

Дорогая Люси,

Вы бываете прежестокой женщиной. В письме Вашем к Елене, Вы, отвечая на поставленные вопросы, нимало на них не ответили. Я говорил совсем не о Жуве, и не о фальшивых предприятиях управителей Стока. Ко мне обратился совсем честный и достаточно интересный юноша, секретарь «Жизни Народов», Георгий Шклявер, прилагаю его письмо [703]. Журнал этот совсем не из разряда «куда-нибудь» и «куда попало». Он пользуется вниманием не только в Париже, но и имеет читателей во всех пяти частях Земного Шара. Если Вы соизволите перевести что-нибудь серьезное из моих поэм, журнал охотно напечатает Ваши переводы. Если Вы не можете или не хотите сейчас переводить, я возьму у Аркоса «Соперника Иса» [704]и отдам Шкляверу, да? Ибо Аркос и его журнал [705]достаточно странно себя ведут. Вот. Перед святками я встретил Аркоса на улице, я был с Еленой. Я, шутя, сказал ему: «Почему Вы так мало точны? Хочу Вас позвать в трибунал». Он ласково вопрошает: «В чем дело?» Я говорю: «Ведь Вы же обещали напечатать „Ливерпуль“, если не в ноябре, то в декабре». Он раскрывает глаза шире и говорит: «Вы у меня взяли рукопись, и я все ждал, когда Вы ее вернете. Вы обещали вернуть через три дня. Я подумал, что Вы раздумали ее у нас печатать». Тут настала моя очередь раскрыть глаза пошире. В октябре я брал у него рукопись, чтоб переписать для себя, и через три дня, согласно уговору, отнес в редакцию и отдал одному из секретарей с поручением передать Аркосу. «Единственно, что возможно», – сказал он, то есть Аркос, – «это, что рукопись попала в руки моему товарищу по редакции, и он отослал ее в Брюссель». По справке так и оказалось. Милые нравы. После этого я был у Аркоса на званом вечере и спрашивал. Он сказал, что рукопись к нему приехала, но что, так как «они» уже напечатали Горького и Блока, нужно сделать передышку с Русскими. Я так устал от подобных глупостей и низостей, что хотел тотчас же сказать Аркосу: «Ваши слова и неучтивы и неумны. Отдайте мне назад мои рукописи». Но сей тупоумец и не подозревал своей невежливости. Я, однако, сказал, что долго ждать с «Ливерпулем» не намерен и что надеюсь на более или менее скорое выполнение обещания. Относительно поэмы дал понять, что или он должен печатать ее без промедления, или вернуть мне. Пока я ее не получил.

«Белую невесту», о которой Елена писала Вам, Люси, я хотел переписать, если она не переписана, и отдать ее Сильвэну Леви [706], который давно уже предложил мне давать ему рукописи, а он будет их помещать в разных журналах. Полагаю, что слова Сильвена Леви более серьезны и действительны, чем подобные же слова Жалю.

Скорблю о «Гордой Сине», если она пропала. Это очень хорошая сказка и другого экземпляра у меня нет, как нет и другого экземпляра «Неофилологических Записок» [707].

«Европейского Обозрения» с «Васенькой» мне редакция не соблаговолила послать. Сегодня я увидел в одной витрине этот номер, искусился и купил. Ваш перевод «Васеньки» очень-очень хорош. Мне также очень понравился Ваш небольшой, но содержательный очерк о Шелли, Фонтэнасе и Бальмонте [708]. Спасибо за Ваши слова обо мне. Я думаю, что Вы в области художественной критики будете работать по-настоящему и что у Вас для этого есть все, что надо.

Мне хочется еще рассказать Вам о своем вчерашнем свидании с Куприными [709]. Вот что мне сказала Куприна: Librairie-Édition A. & G. Mornay, 37, Bd du Montparnasse, tél. Fleurus 34–90, прослышав от издательства Стока, что у Русских можно дешево и без контракта покупать книги, обратился к Куприной и условился с нею, что он возьмет у Куприна книгу рассказов в размере боссаровского томика, даст аванс в 1.500 франков, а затем, напечатав некоторое число экземпляров, будет платить по 75-и сантимов с каждого проданного экземпляра в пользу автора и переводчика. Куприна аванс получила, но, получив, потребовала при вручении рукописи контракта. Морнэ контракт написал и дал, но с Куприной у него по сему случаю охлаждение. Куприна разрешила мне это Вам рассказать, но просит при беседе, если она возникнет, на нее не ссылаться. Она говорит, что если бы Вы пожелали завести разговор с Морнэ, он охотно бы взял мой томик. Пока он взял лишь у Куприна и Шмелева, но, конечно, весьма быстро найдутся желающие заполнить его портфели рукописями [710]. Не знаю, захотите ли Вы делать в этом направлении какие-либо шаги, но на всякий случай сообщаю Вам. Сам говорить с Морнэ я не сумел бы.

Когда увидим Вас, наконец?

Завтра в кафе Вольтер, в Обществе Древней Еврейской Культуры, в 9 часов вечера мне устраивают торжественное выступление. Я читаю, по-Русски, «Вечно-Бодрствующие. – Встречи с Евреями». Очерк этот сейчас печатается, или уже напечатан, в Лондоне по-Английски, будет издан брошюрой по-Русски, и мне хотелось бы, – я уже и обещал, – напечатать его по-Французски в «Меноре». Быть может, Вы захотели бы его перевести [711]. В нем 7 страниц. Если приедете завтра в кафе Вольтер, я был бы счастлив.