Килиан Жорнет - Нет ничего невозможного

На коротких забегах, то есть когда нужно потратить от одного до четырех часов, чтобы пробежать от двадцати до сорока километров, важна повышенная концентрация. Не настолько высокая, как, например, на вертикальном километре Фулли, где одна маленькая ошибка может привести к потере всего и ты находишься будто бы в хрупком мыльном пузыре, — но несравнимо выше, чем на длинных дистанциях, где важно выбрать ритм и не давать усталости победить себя. На этих средних дистанциях, конечно, важна сосредоточенность, но даже если ты ошибешься в каком-то месте, у тебя всегда есть возможность это исправить. Можно начать тактический бег, ждать лучшего момента для атаки, немного замедлиться, чтобы отдохнуть и, конечно, восстановить силы, дабы снова ускориться. Именно с этой стратегией в уме я готовился к марафону Сегама — и воплощал ее, пока не выбежал из туннеля в ожидании пункта питания. С этого момента все вышло из-под контроля: экстаз публики заставил нас выложиться раньше времени и бежать последние двадцать километров так, будто это был забег на скорость. Ужасно.

Преодолев подъем, на котором я со своими попутчиками обогнал двух басков, я снова услышал гул — и он был сильнее прежнего. Я поднял голову и не поверил своим глазам: на поверхности горы Айскорри, пик которой и был верхней точкой забега, были рассеяны тысячи людей. Я чувствовал себя как велосипедист на соревнованиях «Тур де Франс», роняющий крупные капли пота на июльской жаре, прокладывая путь по перевалу Турмале. Слияние между нами — спортсменами — и публикой было абсолютным. Мне никогда раньше, ни в одной точке мира, не приходилось проживать столь уникальных ощущений. Это удивительно. Очень.

Наконец с большими усилиями я первым пересек финишную черту — всего на шесть секунд раньше Рауля Гарсиа. Когда я преодолел последнее горное седло с хорошим преимуществом, то видел, что сеговийский бегун меня настигает, и последние три километра пришлось бежать просто с разрушительной скоростью. Эти шесть секунд — очевидно короткий, но кажущийся вечным интервал времени — позволили мне получить трофей, Кубок мира в скайраннинге. Эти шесть секунд подарили мне возможность начать осуществлять свою мечту. Эти шесть секунд придали мне сил, чтобы быть первым во всех соревнованиях, где я побеждал с тех пор. Это самые ценные шесть секунд моей карьеры.

И это заставило меня задуматься, что победа и неудача разделены тончайшей линией, а повлиять на них может самая незначительная деталь.

За несколько недель до этого я пробежал Giir di Mont, маршрут на тридцать два километра в итальянских Доломитах. Премией для победителя был автомобиль Fiat Panda. Мне тогда исполнилось всего девятнадцать, и когда я хотел принять участие в забеге далеко от дома, мне приходилось переставать платить за свет и жить неделю без электричества — иначе денег на билеты и регистрацию не хватало. Фаворитом гонки был мексиканец Рикардо Мехиа, который побеждал во многих горных забегах вот уже десять лет: он пять раз становился победителем легендарной гонки Сьерре — Зеналь, несколько раз выигрывал Pikes Peak Marathon, а в прошлом году победил на марафоне Сегама. Я второй раз соревновался с ним, и прошла ровно неделя с тех пор, как я выиграл первые соревнования высокого уровня — Кубок мира по скайраннингу в Андорре. Именно там я двумя годами ранее впервые увидел Рикардо.

В этот раз в финале Giir di Mont меня ждал сюрприз. Я выбежал резко, с большой легкостью, и вдруг оказался впереди всех. Рикардо Мехиа следовал за мной — как всегда, бегом, даже на подъемах с невозможным уклоном, короткими, динамичными шагами. И я попал в ловушку. С этого момента мы чередовались: впереди шел то он, то я. Я опережал его на спусках, а он обгонял меня на подъемах. На вершине после последнего подъема у него было преимущество в две минуты, и если я хотел победить, оставался только один вариант — бежать вниз с такой скоростью, словно от этого зависит моя жизнь. Когда до цели был всего километр, я догнал его, но никак не мог опередить. Оставалось триста метров до финиша, и мы выбежали на асфальт. Легкий подъем отделял нас от цели и… от вожделенного автомобиля. Рикардо, гораздо более опытный и хитрый, чем я, не дав мне ни секунды на размышления, побежал спринтом. На последнем спуске он экономил силы, а я, наоборот, израсходовал их все в попытках обогнать его. Он летел к финишу как пуля. Я видел, как он удаляется, и не мог ничего поделать, мои ноги не отвечали на импульсы, которые посылал им мозг. В этот раз шесть секунд превратили меня в проигравшего.

Многие годы я ошибался, думая, что забег — это то, что происходит между пистолетным выстрелом старта и моментом пересечения финишной черты. Я был слеп, когда считал, что соревнования — это бинарное понятие, где можно только победить или проиграть, показать только хороший или плохой результат. Потребность в хорошем результате не позволила мне увидеть, что самым важным на марафоне Сегама была не поддержка публики и не углеводный ужин накануне, а страсть, с которой простые Альберто и Айноа превращали поселок, горы и весь этот день в волшебство для всех жителей. Что настоящее празднование победы — не подняться на подиум, а болтать всем вместе за столом, ужиная в компании бегунов, организаторов и зрителей. Или что на Giir di Mont соревнования были не так важны, как пицца из забегаловки Пеппы. Но все это незнание было платой за то, чтобы достичь физической формы и соревновательных инстинктов, которые дали мне механизмы и знания, приводящие к успеху.

Начинало темнеть, когда мы различили вдали Вирджиниус, горное седло на уровне почти четырех тысяч метров на юге Колорадо. К счастью, мы уже выбежали из леса, и, несмотря на то что в тени деревьев видимость была слабой, небо еще светилось. На нем оставалось несколько облаков — они давали понять, что в любой момент может разразиться ливень из воды и снега, чтобы сделать еще веселее день, проведенный среди града и молний, и напомнить, чью территорию мы оккупировали.

Желтоватый блеск скал быстро исчезал из виду, а перед нами встал гребень с сотнями каменных шпор, разрезающих небо. Между двумя из этих гранитных башен, в промежутке чуть шире метра, скрывался один из немногих коридоров, позволяющих пересечь горную гряду, не обходя ее вокруг. В этом тесном и неприступном месте был установлен пункт питания, самый высокий на этом маршруте и, вероятно, один из самых высоких на всех организованных забегах мира.

На дорогу к этому месту указывал длинный язык снега. Пейзаж становился монохромным: белый снег, все остальное — скалы, деревья, горы — черное. С этого утра мы пробежали уже больше ста километров, и я первый раз почувствовал усталость в ногах. Больше нельзя было растрачиваться на лишние усилия: например, ускоряться на пересеченной местности или перепрыгивать через калитку вместо того, чтобы открыть ее. Подъем был захламленный, и к языку снега не вело никакой тропы. Нам пришлось подниматься по наклонной плоскости, засыпанной камнями, которые катились вниз с каждым шагом. Я старался перемещаться быстро, не опираясь на землю всем весом, чтобы «обмануть» ее. Когда я наконец добрался до снега, он оказался очень твердым; хотя была середина июля и стоял день, на высоте более четырех тысяч метров он почти не нагревался. Мне пришлось изо всех сил напрячь пальцы ног, чтобы обувь сцепилась со снегом хотя бы на несколько миллиметров. Я молился о том, чтобы не поскользнуться и не упасть вниз. Небо тем временем теряло свою голубизну и постепенно становилось почти прозрачным, бирюзовым, затем желтоватым, оранжевым, а потом наконец взорвалось ярко-красным цветом, прежде чем исчезнуть в темноте черно-синего, после краткой вспышки пурпурного.