Роман Якобсон - Будетлянин науки

(194) М. М. Покровский (1869–1942) был ректором Московского университета.

(195) Ср. статью «Vliv revoluce na rusky jazyk»: «Spirto Svili – moskovskd sloviako z r. 1919, znamenajfci tajndho prodavace lihu, pdlenky a vina, […] protoze vatcina tochto vinafu byla Kavkazu» (Jakobson, 1921, 22).

(196) Cm. c. 72 наст. изд.

(197) Отец Шкловского был учителем математики. О родне В. Шкловского см. Сентиментальное путешествие (Шкловский, 1923, 318 и сл.).

(198) Ссылкой на эту Надю начинается «Письмо к Роману Якобсону» В. Шкловского: «Надя вышла замуж». Письмо напечатано в Книжном угле, 1922: 8 и перепечатано в: Шкловский, 1990,145–146. Речь идёт о Надежде Филипповне Фридлянд, из-за которой весной 1920 г. Шкловский «стрелялся с одним человеком» (Шкловский, 1990, 164, 503, 506). Якобсон знал её с детства. «Наши отцы были родом из Двинска и учились в одном классе», – вспоминает Н. Фридлянд (в письме к Б. Я. от 28. 6. 90). «Их дружба продолжалась и в зрелые годы. Первое моё воспоминание – это дача, совместно снятая нашими родителями. Мне – 7 лет, Роме – и […]. К нам приходили соседские дети, мы затевали шумные игры. Все, кроме Ромы. Он сидел в саду за столиком обложенный книгами и тетрадями и на все приглашения „поиграть“ отвечал: „Потом“. Или вообще не отвечал». Н. Фридлянд виделась с Якобсоном в Риге весной 1919 г., и перед отъездом в Прагу он её уговаривал поехать с ним: «Надо быть безумной, чтобы остаться в этой стране. Ты горько об этом пожалеешь». Однако Н. Фридлянд осталась в России и с Якобсоном увиделась вновь только в 1976 г., когда эмигрировала в Америку. О своей артистической жизни она выпустила книгу рассказов и воспоминаний (под фамилией Н. Крамова): Пока нас помнят, Tenafly, N. J., 1989.

(199) Когда были прочитаны доклады в Доме литераторов, не удалось установить. Доклад о Брюсове «Образчик научного шарлатанства (по поводу „Науки о стихе“ В. Брюсова)» Якобсон читал в Московском лингвистическом кружке ещё 23 сентября 1919 г., в присутствии Маяковского (Шапир, 1991, 52). Свои возражения Брюсову Якобсон излагал потом в статье «Брюсовская стихология и наука о стихе» в Научных Известиях, сб. II, М., 1922, 222–240. i февраля 1920 г. Якобсон читал ещё один доклад у Чуковского, об «эмансипации поэзии от семантики, об ослаблении смыслового элемента», в этот раз в Доме искусств (Чуковский, 1979, 274), и 7 февраля он сделал сообщение в Московском лингвистическом кружке о «филологической жизни Петрограда» (Шапир, 1991, 52).

(200) Об отце Янова см. с. 48 наст. изд. Если Г. Янов был «лет на пять» моложе Якобсона, ему было в это время не больше двадцати лет!

(201) Якобсон находился в Ревеле с начала февраля по 4 апреля 1920 г. в качестве «члена торговой делегации Центросоюза и сотрудника РОСТА» (Якобсон, 1987, 427).

(202) Михаил Юльевич Левидов (1891–1942), писатель и журналист, после Ревеля работал в бюро печати советской торговой делегации в Лондоне. По возвращении в Россию примкнул к ЛЕФ. Репрессирован.

(203) Arturo Сарра – юрист, брат Бенедетты Каппа, будущей жены Маринетти. Коммунист, автор книги L’Arte e la Rivoluzione (Milano, 1920). Каппа был далеко не единственным итальянским футуристом с коммунистическими симпатиями: см. прим. 9 к статье «Новое искусство на Западе».

(204) Николай К. Клышко (1880–1937), старый большевик, во время первой мировой войны член большевистской секции РСДРП в Лондоне (вместе с Литвиновым, Керженцевым и др.). После Октябрьского переворота одно время работал помощником В. В. Воровского в Госиздате, потом служил в советских торговых и дипломатических миссиях за границей, в том числе в Швеции и Норвегии. Репрессирован.

(205) Якобсон находился в Ревеле с начала июня по 3 июля 1920 г.

(206) По соглашению с Якобсоном, устный рассказ о Теодоре Нетте сконтаминнрован с его письмом от 2 марта 1963 г. о знакомстве с латышским дипкурьером, копию которого он мне передал во время нашей работы, – оно вошло потом в SW VII, 363-65.

(207) Janis Rainis (Janis Pliek Sans. 1865–1929) – латышский поэт и драматург, в 1897–1903 гг. был сослан в Россию за участие в борьбе за демократию, потом эмигрировал в Швейцарию, в 1920 г. вернулся на родину, стал директором Национального театра, а потом и министром просвещения.

(208) О чешском стихе, преимущественно в сопоставлении с русским, Прага, 1923.

Ср. письмо Ю. Тынянова к В. Шкловскому от конца 1928 г.: «Сидим в кафе „Дерби“ с Романом, много говорим о тебе и строим разные планы. Выработали принципиальные тезисы (опоязисы), шлём тебе на дополнение и утверждение» (Тынянов, 1977, 533).

(209) Цит. из стихотворения «Товарищу Нетте, пароходу и человеку» (1926).

(210) Поэма вышла без указания автора.

(211) Судя по всему, эта заметка не была напечатана.

(212) О научной наклонности Нетте свидетельствует тот факт, что в статье «Vliv revoluce na rusky jazyk» Якобсон благодарит его за филологические наблюдения, использованные в этой работе (Jakobson, 1921, 31).

(213) Литературовед и фольклорист А. А. Скафтымов (1890–1968) был с 1921 г. профессором Саратовского университета.

(214) Павел Николаевич Мостовенко (1881–1939) был в 1921-22 гг. полпредом РСФСР в Литве и Чехословакии. Согласно Шкловскому, Мостовенко помог ему вернуться в Россию: «Один мой знакомый (через Романа), Павел Николаевич Мостовенко, был в Москве и подал заявление о необходимости закончить моё дело. Он говорил об этом с Каменевым, Луначарским и, кажется, с Зиновьевым. Заявление подано Енукидзе и должно идти во ВЦИК» (письмо к жене, ноябрь 1922 г.; Шкловский, 1990, 507).

(215) Г. В. Чичерин (1872–1936), министр иностранных дел с 1918 по 1930 год. «Я никогда с Чичериным не встречался, – вспоминает дальше Якобсон. – Он был своеобразный человек, из очень аристократической семьи итальянского происхождения. (Его предок был в Московской Руси, при одном из Иоаннов, переводчиком-итальянцем – cicerone} отсюда Чичерин.) Он кончил историко-филологический факультет в Петербургском университете. Мой знакомый, который тоже кончил [этот факультет], Ястребов, который потом стал профессором, говорил ему: „Я Вам завидую, Вы же блестяще кончили“. – „Да, – говорит, – но нет ни одного предмета, к которому я привязан“. И он пошёл по дипломатической части, в царской России. И в один прекрасный день пришёл в посольство и заявил, что стал социал-демократом, и ушёл из посольства. Чичерин писал письма [Левину] – я сам их читал: „Пришлите мне книги, я очень люблю чешскую литературу, чешскую поэзию (он в эмиграции был главным образом в Праге). Пришлите мне, если можете, последний том поэта Врхлицкого, я его очень ценю“. Тот ему послал и, кроме того, послал ему Швейка, который его тоже очень заинтересовал. В одном письме он писал Левину: „Вы скучаете в Праге. Вы не правы. Это страна с мещанским лоском, но под ним кроются страсти, те страсти, которые отражаются в славянских танцах Дворжака и в чешской поэзии, в поэзии Неруды. Это будет одна из самых ярких революций“» (М3).