Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Зависть всё-таки гложет, чёрт бы побрал эту гитару! В августе 1967 года четыре московских поэта — Юрий Левитанский, Михаил Луконин, Сергей Наровчатов и Булат Окуджава — будут делегированы на поэтический фестиваль «Стружские вечера» в Югославию. Теперь уже на равных, теперь уже все мэтры. Да, туда ехали на равных, а вот возвращались — уже нет! Окуджава вёз домой главный приз фестиваля — «Золотой венец». Остальные возвращались налегке.

Об этой поездке написал в «Юности» Юрий Левитанский. В частности, он писал, как радовались премии Булата Наровчатов и Луконин [143] Левитанский Ю. Турнир поэтов: Из запис. кн. участника // Юность. 1968. № 1. С. 109–110. .

А вот что вспоминает Владимир Корнилов:

Но потом Левитанский мне рассказывал, что там они жили в какой-то комнате, и, когда в душевой кабинке моются, кабинка к кабинке, то слышно. Моется Наровчатов, совершенно пьяный, и последними словами поносит Булата. Луконин — тоже последними словами. Я говорю: «Ты бы написал это». — «А ты бы напечатал?» — спрашивает Левитанский [144] Корнилов В. Воспоминаний писать не буду // Голос надежды. Вып. 3. М., 2006. С. 18. .

Наровчатову, конечно, особенно обидно было — пригрел, называется, змею на груди…

Но это была минутная слабость. Сергей Сергеевич до конца сохранил тёплые чувства к своему давнему семинаристу. Его дочь Ольга в своих воспоминаниях об отце пишет:

Когда он с людьми не виделся, в нём продолжала жить их интонация. И чувствовал, как она жила в других. Однажды я навестила отца, мы среди прочего поговорили о музыке. Я вспомнила одну песню про себя. Но отцу выражение моего лица подсказало человека. Он, ни слова не говоря, поставил пластинку Булата Окуджавы, и ещё до начала песни в нём вдруг промелькнул весь образ Булата — вся особая интонация его песен, его мира. [145] Наровчатова О. «Иных случайностей размер…» // Воспоминания о Сергее Наровчатове: сборник. М.: Советский писатель, 1990. С. 9–39.

Теперь, раз уж мы затронули тему югославских «Стружских вечеров», надо бы дорассказать об этом, хотя эта тема прямого отношения к нашему повествованию не имеет.

Через три месяца после триумфального возвращения Булата Окуджавы из Югославии, 21 ноября 1967 года в Центральном доме литераторов в Москве состоялся вечер, посвящённый этому фестивалю. Из участников фестиваля в вечере приняли участие только двое — Наровчатов и Окуджава. Вёл вечер Владимир Максимов:

Сегодня наша встреча посвящена рассказу наших товарищей, побывавших на «Стружских поэтических вечерах» в Югославии. Расскажут Сергей Сергеевич Наровчатов и Булат Окуджава. Там были и другие — Луконин, казахский поэт Мулдагалиев [146] Джубан Мулдагалиев (1920–1988) — казахский советский поэт. , Юрий Левитанский.

Эти вечера представляют собой международные симпозиумы, где собираются поэты нескольких стран. В этом году это был шестой симпозиум, и самый многочисленный, где присутствовали поэты шестнадцати стран. И очень приятно, что приз «Золотой венец» получил советский поэт, наш с вами друг Булат Окуджава.

Далее слово было представлено Сергею Наровчатову, и тот в своём выступлении честно сказал, что не все так уж были обрадованы присуждением главного приза молодому коллеге, не акцентируя, правда, внимания на себе:

Конечно, я не скажу, что присуждение премии Булату Окуджаве вызвало бурную радость со стороны всех участников. «Там жили поэты, и каждый встречал другого надменной улыбкой».

Там был проект организации города поэтов, но это был город вроде города Лапуты у Свифта, который витает в воздухе.

— Как же вы его организуете?

— Вот уже есть десять предложений.

Я им продекламировал стихи Блока:

Это было встречено бурными аплодисментами, потому что все поэты поняли эфемерность этого. Но во всяком случае это была красивая мечта, которая была вынесена на этот симпозиум.

Я скажу, что все это было очень красиво. Ведь сама обстановка этого крупного курортного города на берегу Охридского озера, славянской культуры — она поразительна. На фоне этих старинных монастырей, этих средневековых улочек, на фоне этого озера, где наш товарищ Булат Окуджава выступал на мосту, причем весь канал и река были озарены факелами, — это зрелище волшебное, трудно поддающееся описанию. Это все под открытым небом, и все жители города, а потом все многочисленные туристы, которые там были, — все они были слушателями.

Затем выступил Булат Окуджава и тоже вспомнил про своё выступление на мосту:

…Я не знаю, что могу вам сказать. Единственное, что мне запомнилось, это один такой казус, который произошёл со мной. Это чтение с моста… Мне нужно было выступать с гитарой. Я знаю, что публика русского языка не понимает, и я стал петь одну старую свою песенку, очень такую ритмичную.

Но только я стал петь, как вдруг раздались хлопки, и довольно многочисленные, и я понял, что меня, значит, просят удалиться. Я уж собрался было уйти, ужасно испугался, но потом подумал, что надо до конца додержаться, сделать вид, что я ничего не понял. И я стал продолжать петь. И вдруг хлопки отдельные перешли в скандирование, и это меня немножко ободрило, а потом, когда я закончил пение и отошёл, югославские поэты мне говорят:

— Ну, прекрасно!

— Да как прекрасно, когда меня хотели освистать?

— Нет, ты не понял. Македонцы очень темпераментный народ, и, когда после многих выступлений вышел с гитарой человек, им это приятно было, публика городская сидела там, ты на гитаре темпераментно стал бренчать, и они стали аплодировать.

Это была песня о старом больном короле, который отправился завоевывать чужую страну.

Тут кто-то может сказать:

— Ну вот, правы были те, кто говорил, что гитара — подпорка для поэзии Булата Окуджава!

На это могу возразить только одно: приз на фестивале Окуджава получил ещё до того, как выступил на мосту с гитарой, — за стихотворение «Оловянный солдатик моего сына», которое вообще не имеет мелодии. Стихотворение это было «с фигой в кармане», написано в 1964, а впервые опубликовано в СССР лишь в 1985 году: