Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Булат — с пышной шевелюрой и, пожалуй, больше никакими признаками южанина не отличавшийся, сразу нам понравился. Он преимущественно молчал, не стремился быть центром внимания и разговорился только после застолья, которое действительно было по-русски обильным и пасхальным, когда пошел нас провожать. С этого вечера и началась наша взаимная (смею надеяться) симпатия. Булат стал заходить к нам.

Как-то раз он сел за пианино и запел:

В один из визитов на листе бумаги он написал стихотворение: «Стоят леса, опутаны осенней желтизной…», позже вошедшее в первый сборник стихов «Лирика», и подарил мне. Я приняла подарок, как красивый жест, как букет изысканных цветов.

Однажды Булат зашел к нам вместе с художником из редакции «Молодого ленинца» — Никифором Ращектаевым, который сделал несколько рисунков и на одном из них написал: «Ирочке на добрую память от дяди Вити» и поставил дату: 1.04.1956 г. Тогда старорусские имена были не в моде, и Ращектаев подписывался то Никифором, то Виктором.

Сохранились в нашем альбоме и другие рисунки Никифора, скорее, наброски, на которых запечатлены мы все в отдельности: я, муж — Альберт и дети — Лена и Ирина. Он был неплохим художником и оставил о себе достойную память и свои работы в городе.

Жили они тогда, в 1956 году, вместе с Булатом, снимать квартиру на двоих было дешевле. В тот период нам Булат ничего не говорил о своей семейной жизни, о жене Галине, о рождении сына в год нашего знакомства. Мне помнится, Никифор как-то обмолвился, что Булат с женой в разводе.

В апреле соавторы Панченко и Окуджава снова «засветились» вместе. Но на сей раз уже не в Калуге, а в главном печатном органе советских писателей, в «Литературной газете».

За два с небольшим месяца до этого, 24 января, по горячим следам Всесоюзного совещания молодых писателей в той же «Литературной газете» была опубликована статья мэтра советской литературы Бориса Полевого «Лучшая школа литераторов». Речь в статье шла о том, как хороша для молодых писателей работа в газете. И вот появляется обзор откликов на эту статью [152] Писатели в газете // Лит. газ. 1956. 12 апр. . Среди других откликов в нём цитируется и письмо Панченко с Окуджавой, которые как раз были и делегатами совещания молодых писателей, и газетчиками. Цитируется довольно обильно, что позволяет предположить, что это не просто письмо, а статья, которую друзья предложили «Литературке» для публикации. Но она вошла только фрагментами в общий обзор писем.

Начинается обзор такими словами:

Не так давно в газетах из месяца в месяц появлялись подборки стихов, рассказы, очерки, отрывки из пьес и целые «литературные страницы». Шла подготовка к Всесоюзному совещанию молодых литераторов, и местная печать активно пропагандировала их творчество. Но вот совещание прошло и не видно стало «литературных страниц» и подборок, изредка, разве к какой-нибудь дате, находится на газетной полосе место для писателя. Недовольны таким положением писатели, недовольны сами газетчики, и более всего недовольны читатели, упрекающие тех и других за однообразие, а порой и скуку газетных столбцов. Почему же так происходит?

И в качестве ответа на этот животрепещущий вопрос анонимный автор статьи обращается к письму, полученному из Калуги:

Во многих областных газетах, не говоря уже о районных, рассказы, художественные очерки, стихи, проблемные фельетоны с пренебрежением именуются «беллетристикой», — пишут нам из Калуги участники Третьего всесоюзного совещания молодых писателей Н. Панченко и Б. Окуджава. — Для «беллетристики» устанавливается особая очередь. А сухие, шаблонные корреспонденции беспрепятственно заполняют дорогостоящую газетную площадь. С годами в редакциях некоторых газет из талантливой молодёжи вырастают порой этакие «специалисты», умеющие ухватить свежий факт, в течение часа надиктовать на машинку любую статью по любому поводу, но не способные творчески осмыслить увиденное, выйти за пределы частного случая.

Нам известен факт, когда два молодых литератора в разное время побывали в разных колхозах Калужской области, где встретились с председателями-тридцатитысячниками, позорящими это высокое звание. Явление возмутительное. О нём молчать нельзя. Но в областной газете на этот счёт сложилось иное мнение: «Центральные газеты об этом ещё не писали, — урезонивали молодых „старшие“. — Нечего и нам выскакивать. Как бы чего не вышло…».

Конечно, газета, — продолжают авторы письма, — школа литераторов. Больше того, не подготовительная, а на всю жизнь! И это будет тем вернее, чем скорее шаблон и перестраховка будут исключены из «программы обучения».

В конце статьи снова приводится фрагмент из письма двух калужских газетчиков и поэтов:

Правы Н. Панченко и Б. Окуджава, когда пишут в своём письме: «Как достичь того, чтобы писатель, придя в газету, никогда из неё не ушёл, — над этим следует поразмыслить, и не только поразмыслить, но и добиться практических результатов».

В апреле была ещё одна публикация Булата Окуджавы, на сей раз в родном «Молодом ленинце». 18 апреля на первой странице газеты было помещено стихотворение «Зима отмела, отсугробилась». Правда, это не новое стихотворение — полгода назад оно уже печаталось в журнале «Новый мир». Только тогда оно ещё и название имело — «Зависть».

1-го мая в «Молодом ленинце» было напечатано новое стихотворение Булата. Одно из тех немногих «датских», которые припомнят ему через полвека исследователи его творчества, а заодно скопом всё, что было им написано в Калуге, облыжно отнесут к халтуре. Начало стихотворения, впрочем, обычное для всякого поэта — о весне:

Хорошее поэтическое описание весны, отлично передающее настроение автора — «сердце веселя», «радостные цветы». Хотя стихи, посвящённые временам года, строгие исследователи Булату Окуджава тоже не прощали.

Но вот дальше появляется НО, объясняющее причину появления в газете этого стихотворения именно 1-го мая: