Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Мы нарочно перечисляем эти имена безо всякого порядка, или, вернее, в том порядке, как они приходили нам в голову, и с радостью признаёмся, что каких-то очень ярких и одарённых поэтов не упомянули. Всех не упомянешь. Их очень много. И это наше, товарищи, счастье.

Вот он, сегодняшний День нашей поэзии!

Конечно, у каждого из вас есть особенно близкие и любимые поэты. Одному по сердцу суровая откровенность лирики Ольги Бергольц, другому полюбились стихи Дмитрия Кедрина. Иначе и быть не может. Люди разные, разные у них и вкусы. Но важно другое: все эти и многие другие поэты. Названные и неназванные, — настоящие поэты, и народ их поймёт и оценит.

Позвольте же нам, дорогие товарищи калужане, пожелать вам в ваш День поэзии встретить своих поэтов с открытым сердцем, и чтоб поэзия не чадила, а горела ясным высоким огнём!

Поэзия измены не прощает. Чтоб стать любимым — ей надо отдать всю жизнь. Это говорил мне однажды Булат Окуджава. Как он всегда был прав, этот такой же учитель, как и я, в одной из школ г. Калуги.

А познакомили нас стихи. Их пишут миллионы людей, но мало среди них тех, кто к высокому слогу приравнивает жизнь.

Сколько у него было редких книг! Он приносил их столько, что и за месяц не осилишь, а вернуть надо было через неделю. Его образованность всех нас делала школьниками.

Наше поколение обиженного войной детства имело удивительную способность приспосабливаться к любой обстановке: зубрить в автобусах, поддакивать преподавателю, когда не знаешь, о чём речь, и прятать ноги под стол в зашитых балалаечной струной тапочках. А университет только даёт право войти в класс, где перед тобой — сорок глаз. И мы учились. Куда мы только ни залезали за чужим умом, но везде слова, слова, паутины слов…

Это были пятидесятые годы… поэзия — молодость. А у нас её как бы и не было, молодости. И вот она хлынула, заговорила, загудела в нас искренностью, открытостью, стихами! Потребность утвердиться, выразить себя и не поэтов делала поэтами. Мы были сыты горем и рвались в погоню за счастьем.

И вот я робко переступила порог литературного объединения при редакции газеты «Молодой ленинец». Поэты Николай Панченко, Александр Авдонин и тонкие, изящные стихи Булата Окуджавы: «Афродита». Сама стройность. Сама чистота. Сама скромность.

О поэтах не говорят. Они сами распахивают себя настежь в своих стихах. Я отдала ему тетрадку. Но с ней и весь комплекс сомнений, тревог, мучений и всяческих вопросов, глупостей!

Совершенно неведомому мне чужому человеку, пусть в стихах, но я открыла весь свой мир до самого глубокого дна. Наверное, так доверяли только священникам на исповеди, да и то, если он был родным отцом. И он понял. Он увидел только стихи и ничего более. Стихи понравились. И мы стали равными. Ни тени превосходства, назидания, а тем более покровительства или снисхождения.

Теперь он приносил сборники стихов, которые я не знала и где на все мои темы находились более точные и менее экспрессивные решения.

И вот я думаю. Я ведь, в общем-то, его совсем не знаю. Где живёт, с кем и есть ли у него дети. Он тоже ничего не знает обо мне. Но откуда такое доверие, непреклонный авторитет на многие годы и постоянное равнение на его высоту? По его работам, которые я перечитываю много раз? Да мало ли тех, кто пишет одно, а делает другое!

Нет. Булат — это Булат, он особенный этот Булат. Он не только поэт, он ещё и учитель в самом высоком смысле этого слова.

Его стихи как задушевный разговор. Умный и неторопливый, не пустячки, не пузырьки на дне стакана газировки, а всё всерьёз, в них даже недосказанность какая-то, рассчитанная на равного ему собеседника.

Это куда сложнее, чем выложить на полки сборники стихов с пустословием в придачу, но это было бы как в приют отдать, а он — Учитель!

Так вот почему он запел свои стихи! Ему, чтоб глаза в глаза, чтоб понял всё до самой малой сути, чтоб от сердца к сердцу то главное, что делает нас людьми

Когда ребята увидели напечатанными мои стихи, они бросились в поэзию. Что они только ни городили! И я тоже прятала усмешку, как это делал тогда Булат.

Никогда Калуга не была такой поэтической, как в те далёкие времена, когда градоначальником в этом деле был неугомонный Булат. Проводились творческие вечера, читательские конференции да и просто чтения стихов. Много было молодых поэтов, но никто не был под особой опекой. Всех — и солдат и генералов поэзии — тянули на читательский суд. И, представьте себе, побеждали солдаты!

До сих пор помнят калужане День поэзии в нашем городе. Приехали на праздник и московские поэты: Сергей Наровчатов, Михаил Матусовский, Владимир Львов, Нина Бялосинская, Наташа Астафьева.

Это был настоящий праздник, где Сергей Наровчатов сказал, что не только Москва богата талантами, имеются они и в Калуге.

Успешно прошло и моё выступление. Уже и читать нечего, а они всё хлопают.

— Ботики, ботики читай! — кричит мне Булат.

— Да они же рваные! — растерялась я.

А после праздника в узком кругу известные всей стране поэты читали личные свои стихи, написанные не для печати. Так вот оно где то, что мы так долго искали! И когда я прокручиваю жизнь назад в памяти своей, я останавливаюсь именно на точке отсчёта переоценки ценностей, которая произошла в этот вечер.

Не женское это дело. Да. Потяжелее невода. И до сих пор слышу: «Да не витай ты в облаках, опустись на землю!»

Нет. Это больно. Опуститься туда, где нет облаков.

У Булата не было стихов о любви. А тут вдруг написал поэму о Вале, которая однажды задала ему столько вопросов. Она начиналась так:

А теперь о любви. Он стал Мастером. И стал любимым миллионами людей. С волнением ждали мы сообщений о его операции на сердце где-то далеко за пределами нашей страны. И вместе с «Литературной газетой» радостно кричали: «Будь здоров, Булат!», когда он вернулся на Родину.

И вдруг сообщение «Комсомольской правды» о сборе средств в помощь Булату Окуджаве. Я испугалась. Да что вы! Зачем? Он же не примет! Он не такой, он особенный, этот Булат.

И он действительно не принял, хоть и, уверена, вряд ли разбогател до сих пор, как и все мы, маленькие мастера своих негромких дел.

Валентине Шмельковой