Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

И вдруг идут странные и пространные рассуждения — в частности, об этом никому не известном тексте:

Сказать, что в стихах о медведице есть образ, а стихи об Афродите безобразны, было бы натяжкой. Но стиль, способ изображения чувств другие. Стихи Окуджавы, предназначенные для печати, говорится ли в них о любви или о чём-нибудь ещё, содержат правило: «Если сполна надышаться <���…> выйдет <���…> Афродита». Этим и любопытно для нас стихотворение об Афродите, написанное «на перекрёстке двух поэтик»: она «улыбнётся знакомо», она «соседка» (ср. «А она на нашей улице живёт» в стихотворении «Эта женщина! Увижу и немею…»), на ней простенькое ситцевое платье (ср. «ситцевые женщины» из стихотворения 1959 года). Афродита, при всей её будничности, — богиня, и, казалось бы, точно такое соединение будничного и высокого и в стихах Окуджавы конца 1950-х годов: «Мне нужно на кого-нибудь молиться…» — лишь один пример из множества возможных. Образы вроде бы близкие, но вписаны они в разные «рамки»: в стихотворении об Афродите говорится о том, как бывает: «Если <���…> то» (ср. стихотворение 1942 года именно с таким названием), а не о личном переживании, — хотя подразумевается, конечно, именно оно. От «если <���…> надышаться» 1956 года до «мне нужно» 1959-го — большой путь.

Мало того, что здесь идёт речь о стихотворении, которого никто никогда не видел, но ещё и стиль изложения таков, что не всякому человеку доступен. Мне, например, совершенно недоступен, хотя я с готовностью соглашусь, что это от недостатка моего образования. Но всё же лучше бы учёным людям снизойти до того, чтобы их понимали простые читатели — им это должно быть проще, чем нам подняться до их уровня.

Через двадцать лет после выхода «Лирики» о стихах Булата Окуджава калужского периода вспомнил Евгений Евтушенко. В предисловии к первой большой пластинке Булата в СССР в 1976 году он написал:

Я прочел первую калужскую книжку стихов Окуджавы, и особого впечатления она на меня не произвела.

И тут же — о второй книге — «Острова» (1959):

…Окуджава показал мне рукопись своей новой книги. Раскрыв её, я был поражён — эти стихи, казалось, были написаны совсем другим поэтом, если сравнить с калужской книжкой [87] Евтушенко Е. Надежды маленький оркестрик. См. на конверте грп.: Песни Булата Окуджавы: Исполняет автор. М., [1976]. М40 38867–68. .

Странное дело — ведь в «Островах» — книге, которая Евгению Евтушенко, в отличие от «Лирики», понравилась, — пять стихотворений калужского периода, в том числе и из «Лирики», кстати. Больше того, из двадцати пяти произведений, составивших «Лирику», лишь десять не включались в последующие авторские сборники, тогда как Быков утверждает, что большинство текстов в «Лирике» — «ещё не стихи».

Неужели Окуджава до самой смерти публиковал свои старые конъюнктурные поделки, посвящённые 1 мая и 7 ноября?

Я не хочу сейчас обсуждать поэтические достоинства ранних стихов Булата Окуджава. Давайте посмотрим на эти стихи только с точки зрения их конъюнктурности, о которой дружно твердят все вышеупомянутые исследователи.

Придётся заодно уж подсчитать, сколько же из напечатанных в «Лирике» стихотворений были «стихами на случай».

Так вот — нашлось только одно. Это стихотворение «Ленин», впервые напечатанное 22 апреля 1955 года в газете «Молодой ленинец». Кто не верит — сам может проверить: в книге «Лирика» это единственное «датское» стихотворение.

Но ведь В. Сажин указывал и на другие праздники — «1 мая, день рождения Ленина, день гибели Пушкина, столетие смерти Гейне, Новый год…».

Действительно, стихотворение «Гейне» в книге есть. Вот только публикуется оно в книге впервые, то есть ни к какой конкретной дате в газетах оно не появлялось. Правильнее, пожалуй, будет предположить, что наоборот — оно появилось под впечатлением от юбилейных торжеств и статей в газетах, а вовсе не было написано к «излюбленному празднику». Ещё у Сажина день гибели Пушкина фигурирует как «излюбленный праздник». Но Окуджава в течение жизни написал много стихотворений о Пушкине, почему бы одно из них не опубликовать в газете в день смерти поэта?

Итак, вопреки уверениям ряда биографов и исследователей творчества Булата Окуджава о том, что в Калуге тот писал почти исключительно заказные конъюнктурные стихи, в первой книге поэта удалось обнаружить всего одно такое стихотворение — «Ленин».

Впрочем, и с этим стихотворением тоже всё не просто. Вообще тема конъюнктурности требует особого рассмотрения. Как-то один из оголтелых критиков, некто В. С. Бушин, написал разгромную статью [88] Бушин В. «Кушайте, друзья мои! Всё ваше…» / Москва. 1979. № 7. по поводу романа Булата Окуджавы «Путешествие дилетантов». Есть там и мелкие придирки. В частности, по поводу солёных огурцов. В романе есть фраза:

Мы сидели, подобно кочевникам, изогнувшись, расслабленно раскинув руки, полуприкрыв глаза, и пили ледяную водку, и крепенькие молодые огурчики свежего посола с хрустом раскалывались на наших зубах.

Критик с присущим ему задором вопрошает:

И откуда взялись молодые огурчики свежего посола, если на дворе — октябрь?

На это Окуджава заметил в одном из своих устных выступлений, что критик судит о том времени с точки зрения современного покупателя — почему бы у князя (речь идёт о событиях двухсотлетней давности) не водиться малосольным огурчикам круглый год?

Вот именно это и происходит со многими исследователями раннего творчества Булата Окуджава — они судят о нём «с точки зрения современного покупателя». Возможно, сами они уже задолго до написания своих критических статей знали всю правду о Ленине и верно оценивали историческое значение Октября. Но таких, смею заверить, было ничтожное меньшинство. Подавляющее же большинство советского народа Ленина в то время искренне любило и боготворило. И Булат Окуджава не был исключением, о чём он сам неоднократно заявлял. Много лет спустя, в 1992 году, на вопрос корреспондента газеты: «Вам вообще когда-нибудь приходилось писать „из-под палки“?» — Окуджава ответил:

— Нет, никогда. Я всегда писал искренне, всегда верил в то, что писал. Есть у меня, скажем, стихотворение о Ленине — я его написал в молодые годы и совершенно искренне, безо всякого нажима — сам, по собственному желанию — так, как всё это ощущал тогда [89] Окуджава Б. В период общего отчаяния не надо усугублять его отчаянием собственным / [Беседует] А. Николов // Учител. газ. 1992. 14 янв. С. 24. .

Но нынешние критики в искренность поэта верить не хотят. А мне вот из собственного опыта помнится, как друзья мои всякий раз обещали меня побить, если я не перестану говорить гадости о Ленине. Причём это уже не пятьдесят четвёртый или пятьдесят пятый годы были, а восьмидесятые. И друзей моих трудно было заподозрить в чрезмерной лояльности к советскому режиму, но — Ленин! Ленин — это было святое для советских людей. Для кого-то и сейчас остаётся. Да и сам я в конце шестидесятых-начале семидесятых избил бы любого хулителя Ленина.