Марат Гизатулин - Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке

Возможно, отсюда и неточное воспоминание о литературном объединении при «Молодом ленинце»:

«Знамёнцы» не участвовали в литературном объединении при «Молодом ленинце», где Окуджава был признанным консультантом.

В своё время, общаясь с Константином Михайловичем, мы этой темы не касались. А потом жизнь сложилась так, что возникла дальность расстояний, и потому мне пришлось вступить в полемику с ним при посредстве той же Натальи Торбенковой. Отвечая на мои сомнения в точности его воспоминаний, Афанасьев ещё раз подтвердил:

— «Знамёнцы» в литобъединении не участвовали — там все были писатели и поэты сами по себе.

— Ну как же не участвовали? Вот Борис Обновленский, например, точно участвовал…

— Нет, — упорствует Афанасьев, — Обновленский печатался в подборках литобъединения в «Молодом ленинце», «тусовался» с молодыми поэтами, но членом литобъединения не был! Стихи Бориса Палыча иногда появлялись в «Молодом ленинце», но только потому, что очень уж ему хотелось печататься, а в «Знамени» невозможно было часто публиковать стихи под фамилией Обновленский. В литобъединение он никогда не входил, — для этого он был слишком велик. А Булат Окуджава занимался в основном стихами, пришедшими самотёком.

Ну что ж, придётся прибегнуть к документам. Вот заметка в «Молодом ленинце» от 29 мая 1955 года:

К СВЕДЕНИЮ ЧЛЕНОВ ЛИТОБЪЕДИНЕНИЯ

На первом заседании бюро областного литературного объединения председателем бюро был избран Н. Панченко, заместителями — Н. Усова и Б. Окуджава.

Обязанности между членами были распределены следующим образом:

Н. Усова — творческая работа.

Б. Окуджава — связь с районными литературными группами.

Н. Кучеровский — литературная учёба.

Б. Обновленский — массовая работа.

И. Богданов — издания.

В. Калашников — секретарь литобъединения.

Кроме того, бюро утвердило И. Шедвиговского редактором альманаха «Литературная Калуга».

Здесь видно, что в литобъединении участвовали все, и даже ответственный секретарь «Знамени» Игорь Шедвиговский. А «великий» Обновленский не просто «тусовался» с молодыми поэтами, а был среди них на равных — в его обязанности входила всего лишь «массовая работа». Тем более что не отличался он от «молодых» и по возрасту. И того, что Обновленский «был слишком велик», заметить никто не мог, ибо писал он тогда преимущественно стихотворные фельетоны и был далеко не первым поэтом в литобъединении, как я уже говорил в предыдущей главе.

Кстати, Афанасьев частенько в разных местах оговаривается и противоречит себе. Вот во время нашей заочной дискуссии он вспоминает, что они не только «обменивались приветственными взмахами кружек пива» с коллегами-антагонистами:

— Однажды, когда пиво пили в «Поддувале», Булат повеселил нас стишком из своей поэтической почты под названием «Берёза». Последние строчки запомнились до сих пор: «…Дорожной пылью припорошенный, // Под ней присядешь, разомлев. // И очень хочется хорошее // Оставить людям на земле». Все долго веселились, обсуждая, что же «хорошее» можно оставить на земле, присев под берёзкою.

Здесь надо объяснить, что это за «Поддувало» такое. Предоставим это сделать самому К. Афанасьеву. Тем более что здесь он ещё раз опровергает свои утверждения о величии «знамёнцев» перед «молодыми ленинцами»:

Калужские художники, литераторы и журналисты, сокращённо назвавшие свое творческое сообщество «Хулижу», местами дружеских встреч облюбовали редакцию газеты «Молодой ленинец» и подвальный гостиничный ресторан, прозванный ими «Поддувало». По примеру столичных интеллигентских сборищ (в пивбаре на углу Тверского бульвара и ул. Горького, в ресторане ЦДЛ, а еще ранее — в кафе «Стойло Пегаса») полуобразованная провинциальная «богема» читала свои стихи и пародии, демонстрировала рисунки и карикатуры, готовилась к выступлениям на публике. Одна из эпиграмм на местного плодовитого поэта Михаила Просвирнова: «Не тем прославился Просвирнов, что тридцать лет стихи писал, а тем, что, будучи в дымину, Доску почёта обоссал».

Другой ветеран калужской журналистики «молодой ленинец» Михаил Зябочкин тоже хорошо помнит «Поддувало»:

— Самое главное — рабочая обстановка. Ручка лежит, очки лежат, бумага лежит, а все в «Поддувале».

Сопоставив разные свидетельства и разные события тех лет, я, кажется, нашёл причину непоследовательности воспоминаний Константина Михайловича. Видимо, он за давностью лет путает разные литобъединения при «Молодом ленинце»: то, что было в пятидесятых и просуществовало недолго, до ухода из газеты Окуджава и Панченко, и то, что возникло в начале шестидесятых, — клуб «Вега». Тогда всё становится на свои места.

С теми первыми «ленинцами» журналисты «Знамени» действительно были на равных — и по возрасту в том числе, — а вот на следующее поколение «молодых ленинцев» они уже посматривали свысока.

Ну, теперь, когда мы установили, что «знамёнцы» и «ленинцы» вовсе не были чуждыми друг другу, дочитаем вкусные воспоминания Константина Михайловича Афанасьева. Тем более что здесь появляются не посторонние нашему повествованию художники, с одним из которых, Никифором Ращектаевым, Окуджава скоро будет делить жильё:

Обслуживающий персонал «Поддувала» многие годы приятельствовал с газетчиками. Но не настолько, чтобы они игнорировали транспарант над буфетной стойкой: «Приносить с собой и распивать спиртные напитки воспрещается». Поэтому первые сто граммов законно осушались с ресторанной наценкой. Перед вторым блюдом графин наполнялся «сучком» или «белой головкой», доставляемыми из углового гастронома № 15… «Сучком» устойчиво звалась водка, якобы изготовлявшаяся из опилок, по цене 21 р. 20 к., госцена «белоголовой» — 27,72 (до изменения масштаба стоимости рубля в 1961 году).

«Поддувало» было местом дружеских попоек «шакалов пера» с мастерами кисти из «Царапкоопа» — так на цеховом жаргоне именовалось калужское отделение Союза художников. Живописцы носили и безропотно сносили прозвище, данное их мастерской за штамповку сухой кистью портретов руководителей партии и правительства. Все они были на одно лицо при одинаковых галстуках, за исключением дамы, приятной во всех отношениях — Екатерины Фурцевой, ткачихи, которую Никита Сергеевич сгоряча сделал членом Президиума ЦК КПСС, а затем бросил на руководство министерством культуры. Состав членов ПБ менялся, и набившие руку художники не сидели без дела, хотя часто сидели без денег. Царапанье все же не мешало бравым ребятам писать и «академические» полотна в духе социалистического реализма.

Среди мастеров карандаша и кисти выделялись Никифор Ращектаев и Рэм Курчик. Обоим «большим оригиналам» было в ту пору немного за тридцать. Они подрабатывали на пару в молодежной газете и свои карикатуры подписывали: «рис. НАРО». Попеременно испытывали «кризис жанра», наиболее наглядный у представителей данного вида творчества.