Вадим Верник - Книга победителей [litres]

…2012 год. Лето. Подмосковье.

– Татьяна Анатольевна, честно скажу, для меня большой сюрприз, что мы приехали к вам домой за город. Здесь такая красота!

– И я честно скажу, что вообще-то сюда никого не пускаю. Я не пиарюсь. Здесь у меня место уединения, сюда я приглашаю только друзей. Но я вас очень люблю, Вадим, и люблю вашу передачу «Кто там…», где вы рассказываете о молодых талантливых людях, которые сейчас украшают нашу сцену. Вы как бы уже давно вошли в мой дом, понимаете?

– Спасибо большое, Татьяна Анатольевна. Если уж вы затронули тему молодых талантов… Вы ведь всегда давали путевку в жизнь начинающим спортсменам. Все ваши ученики – чемпионы. Чемпионы Европы, мира, олимпийские чемпионы. Интересно, вы всегда знаете заранее, из кого может вырасти победитель?

– У меня были разные спортсмены, которые уже были мастерами спорта, членами сборной. Но все-таки чемпионат Европы – это только первая ступень. Конечно, когда ты видишь перед собой и чувствуешь выдающегося человека, то, естественно, готовишь его к Олимпийским играм. И не просто к участию, а только к победе. Потому что если талант настоящий и ты с ним правильно работаешь – развиваешь, придумываешь методы воздействия на его психику и себя развиваешь параллельно с ним, чтобы бежать впереди него, уже выдающегося, – то, я считаю, обязательно будет результат.

– Это правда, что с Алексеем Ягудиным вы начали заниматься после того, как от него отказался Алексей Мишин, решив, что он недостаточно перспективный?

– Вы знаете, Алексей Николаевич от него не отказывался. У него просто было несколько учеников, и Леша чувствовал, что тренер любил больше Плющенко. Леша сам ушел. Притом что выиграл чемпионат мира, в общем-то, случайно. Его везти туда не хотели.

– А вы увидели в нем незаурядную личность.

– Сначала он ушел от Мишина, а потом позвонил мне. Я никогда не беру людей, которых не могла бы развить, поменять. Я берусь только за тех, кого могу улучшить. Для того чтобы поразить.

– Поразить прежде всего себя или…

– Ну да. И их. Их. Поэтому они все катались для меня.

– Татьяна Анатольевна, вы же начинали как фигуристка, в паре с Георгием Проскуриным. Но в 19 лет у вас случилась травма…

– Да, я была в сборной команде страны, у нас было четвертое место в чемпионате Европы. Первые Белоусова – Протопопов, Жук – Горелик вторые, третьи – немцы, четвертые – мы. То есть у нас были хорошие результаты. Но я выломалась, и мне прежде всего надо было освободить своего партнера, что очень тяжело. Потому что эта травма – привычный вывих плеча – она распространилась на два сустава. Я была профнепригодна. В 19 лет понять, что ты профнепригодна, – это трагедия. Я очень тяжело это переживала и хотела уже под трамвай, куда угодно…

– До такой степени?!

– Да. Но я понимала, что это очень некрасиво, и что у меня есть мама, и вообще я должна как-то жить дальше. Тогда я решила идти в ГИТИС учиться на балетмейстерском отделении. Конечно, жаль, что я туда не пошла, ведь там преподавала Марина Тимофеевна Семенова…

– Великая балерина…

– Я преклоняюсь перед ее педагогическим талантом и перед талантом ее учениц, которые до сих пор преподают так, что я вижу ее почерк. Но папа, узнав, что это институт театрального искусства, сказал, что у нас артистов не было и не будет, и ты, Таня, собирайся завтра и иди на каток. Тогда же мне позвонил мой старый партнер, попросил помощи: уходил один тренер, а замены не было. Мне досталась группа десятилетних-одиннадцатилетних. Ира Моисеева в ней была, Андрей Миненков, Таня Войтюк…

– Помню свои детские впечатления, связанные с фигурным катанием. Моей любимой парой всегда были именно Моисеева-Миненков, которые выросли в выдающихся спортсменов. Очень поэтичный и очень артистичный дуэт. Они, мне кажется, выходили за рамки состязаний, демонстрируя на льду высокое искусство балета. И это был ваш успех, ваш триумф…

– Это всё было очень давно, но кажется, что, в общем, было недавно, потому что жизнь пролетела быстро. Очень.

– А вы ведь и тренерский опыт передаете?

– Да, и считаю это одной из самых больших своих заслуг. Потому что это продолжение профессии. Я очень горжусь тем, что в России и во всем мире сейчас работает много наученных мною тренеров. Меня в спорткомитет пригласили работать именно для того, чтобы помогать тренерам сборной. А помогать и советовать мне совершенно не жалко, потому что у меня, слава богу, голова еще работает. Ну и продолжаю ставить программы. Я стараюсь не терять этот навык потому, что ставить уже очень тяжело. Но я не могу, не могу без этого жить… Шура, что ты там ешь, Шура?

– Это вы к пуделю обращаетесь?

– Да, он мой друг. Шура, не ешь сливу, она кислая… Вернемся к нашему диалогу. Я передаю опыт, потому что работала во всех четырех видах – и со спортивными парами, и с танцевальными, и с девочками, и с мальчиками. Часто очень плохо себя чувствовала. Вот лечилась в Германии, сделала там операцию на позвоночнике. Это, конечно, никому не интересно. У меня были очень сильные боли в бедре. Но когда я выхожу на лед, мне лучше. Сейчас много времени провожу на катке – то стою, то сижу, то висну на бортике. Этот воздух наш сырой, эта музыка, которой я живу, эти дети, которым я нужна… Я должна их увидеть, раскрыть, заставить, я должна им помочь взять эту жизнь в свои руки.

– Татьяна Анатольевна, насколько я понимаю, вы жесткая до крайностей в своих требованиях. Андрей Букин где-то написал, что вы ему запрещали жениться, заводить детей, что только спорт, спорт, спорт.

– Я уж не знаю, что он писал. Он ведь всё равно женился. А я ему говорила: не спеши. И ведь как только он женился и у них родился ребенок, то сразу развелся.

– То есть вы еще и провидица.

– Мне один тренер сказал: «Что с вами делать? Хоть глаза вам выколи». Ну если я это вижу, если я это чувствую наперед, ну что мне с этим делать? Я редко ошибаюсь, к сожалению. Потому что я этим живу, я этим болею, я это люблю, я это знаю, я об этом постоянно думаю.

– Вы своим даром предвидения пользуетесь и в реальной жизни или только в профессии?

– Что такое реальная жизнь? Для меня реальная жизнь – это та, которой я живу. Это семья, которая была. Да, сейчас ее нет, но нужно заботиться об Иле Моисеевне, Вовиной маме (Владимир Крайнев, муж Татьяны Тарасовой, выдающийся пианист и педагог, скончался в 2011 году. – Прим.). Я за последние четыре года похоронила всех своих близких… Но надо же дальше жить, жизнь же продолжается. Надо приносить какую-то пользу. У меня любимый племянник, его дети, мои друзья, у меня есть каток, без которого я не представляю свою жизнь. Даже не представляю, если поеду отдыхать, что я буду там делать? Я понимаю, что если я должна лечиться, то должна лечиться для чего-то. Правильно? Я должна лечиться, чтобы выйти на работу. Что же касается моей жесткости… Я не жесткая. На тренировке я не признаю дискуссий: если ты мне доверяешь, то ты мне подчиняешься. Я своих так люблю, что даже… мне кажется, что они замучены моей любовью. Не знаю уж, что у них остается в памяти, но я их действительно очень сильно любила. Я ведь развиваюсь вместе с ними и поэтому всегда больше слушаю, чем говорю. Потому что от каждого человека, особенно способного, можно получить что-то такое, что иногда не прочтешь в книгах.