Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– Возможно, но внешне вы в идеальной форме… Я знаю, что на ваше становление сильно повлиял развод родителей, и в подростковом возрасте вы пустились, как говорится, во все тяжкие. Что помогло вам сохранить внутренний стержень?

– Нет-нет, вы сильно преувеличиваете мои пороки! (Смеется.) Конечно, не очень-то приятно, когда твои родители разводятся. Но в любой драматичной ситуации есть свои темные и светлые стороны. Плохое заключалось в том, что мне пришлось часто менять школы, а хорошее – я рано стал независимым, и у меня появился шанс много времени проводить в Нью-Йорке, куда переехала мама.

– А школы почему часто меняли?

– Потому что родители были очень заняты – постоянные разъезды, и мне приходилось следовать то за мамой, то за папой. Надо сказать, я учился в очень дорогих интернатах. (Улыбается.)

– Насчет дорогих интернатов – вы это сознательно подчеркиваете?

– Ну, когда ты учишься в очень дорогой школе, где собираются ребята из разных стран мира (например, из Ливии, Ирана, Канады), это очень на тебя влияет. Разные менталитеты, сгусток самых разных мировоззрений. В Париже я рос в старинном районе Бельвиль, это иммигрантский квартал, где живут люди со всего света. Я всю жизнь нахожусь в такой атмосфере, и именно так я воспринимаю мир сегодня.

– И все-таки вы были «плохим парнем» или это экранный образ?

– Не был я плохим парнем, такие парни не становятся актерами. Хотя я убежден, что актеров мужского рода не существует, есть только актрисы. (Улыбается.)

– То есть?

– Актерская игра предполагает, что ты притворяешься, а это, по сути, женское занятие. А если ты сильный, крепкий, тебе не до кино, это дело таких «кошечек». Шучу, конечно. Я не крутой парень, я актер. Всю жизнь пытаюсь притворяться, что-то изображать и рассказывать истории. Я никогда не дрался на улице, не грабил банки – ничего такого захватывающего в моей жизни не было.

– Зато у вас захватывающая творческая биография. Насколько я знаю, после школы вы пошли не в театральное училище, а в цирковое.

– В цирковое я пошел из-за Станиславского.

– Звучит интригующе.

– Я прочитал первую книгу Станиславского – о становлении актера. Он там писал, что если ты делаешь акробатическое упражнение и в этот миг задумываешься о том, как ты его выполняешь, то ты непременно упадешь. Надо быть внутренне свободным, раскрепощенным и полностью отдаваться творческому процессу, получая удовольствие от каждого мига, каждого движения.

– Это верно, но все-таки цирк и театр – разные стихии.

– Мне кажется, они не такие уж и разные. Для меня всегда был важен физический аспект – и в театре, и в кино. Это как инкарнация, от латинского carnis – мясо, плоть, то есть воплощение. А актер должен каждый миг проживать всем своим существом. Я как раз такой актер: я ощущаю всё физически, а уже потом это превращается во что-то ментальное, умозрительное.

– Хорошо, но в цирковом училище наверняка упор был на таких дисциплинах, как акробатика, клоунада и так далее.

– В семнадцать лет я поступил в школу Анни Фрателлини, это старая цирковая школа во Франции. Мы там много занимались балетом, например (кстати, у меня был русский педагог). Конечно, была и акробатика, мы учились жонглировать, занимались эквилибристикой, научились ходить по канату, скакать на лошадях и всё остальное. Мы даже учились каскадерским трюкам: лазили по скалам, получали боевые навыки – к примеру, как безопасно ударить человека стулом по лицу.

– Важные навыки, особенно насчет стула. А у вас не было соблазна посвятить себя цирку, раз уж всё так интересно и динамично развивалось?

– Нет, это был только мостик к кино. Я выбрал цирк, потому что хотел стать актером. И всё, что я делал – занимался танцами, бил чечетку, боксировал, – было подчинено моему единственному желанию.

– Всё равно это довольно нестандартный путь – готовиться в актеры через цирковое обучение.

– С семнадцати до двадцати семи лет я учился, только учился, и очень интенсивно. Я окончил две актерские школы – школу Ли Страсберга в Нью-Йорке…

– …она как раз основана на системе любимого вами Станиславского…

– Да-да. А еще я брал курс во французской школе: дикция, постановка голоса – там такой специфический «французский» подход. И мне как раз было очень интересно столкновение разных актерских систем. На самом деле нет какой-то одной уникальной актерской техники. Обучаясь, ты должен найти себя, самостоятельно открыть свои возможности.

– При такой широте взглядов и актерской оснащенности вам не хотелось закрепиться в Голливуде, а не строить карьеру во Франции?

– Я никогда не грезил Голливудом. Не могу сказать, что я такой уж суровый парень, хотя в профессии я, может, и бунтарь. Мне всегда казалось, что это слишком простой путь: захотел быть актером – поезжай в Голливуд. Мне хотелось жить с друзьями, со своим поколением в Париже. Мы стремились создать свою новую творческую среду, а не идти за стереотипами. Девяностые годы в этом смысле были идеальным временем: мы как будто очнулись и поняли, что рождаются новые идеи, появляется новое кино, и очень хотелось быть к этому причастным.

– А почему все-таки бунтарь Кассель оказался в Голливуде?

– Да я особо и не снимался в Голливуде, если говорить о блокбастерах и других масштабных проектах. Все-таки Даррен Аронофски и Стивен Содерберг, с которыми я работал в Америке, не типичные голливудские режиссеры, так что для меня особой разницы нет – снимаюсь я во Франции, Англии или в Америке.

– Сейчас молодые актеры всё реже просыпаются знаменитыми. Вам это удалось. Криминальная драма «Ненависть», где вы сыграли главную роль, прозвучала победоносно.

– Мне тогда было двадцать восемь лет, а сниматься я начал в двадцать один. Вообще-то, я думал, что мне понадобится гораздо больше времени, чтобы стать таким известным. Не скрою, я этого хотел и к этому стремился. В семнадцать я твердо решил стать актером. У меня была цель, я к ней шел, а поскольку я всегда очень много работал, то и денег у меня было больше, чем у моих друзей. Например, я за всех платил в ресторане, покупал себе красивые ботинки и красивую одежду. Ну а к успеху в кино я был психологически готов.

– Понятно. А это правда, что отец был против вашей актерской карьеры?

– Не то чтобы против. Просто сам, будучи актером, и довольно благополучным (он снимался даже у Бунюэля), отец не был уверен, что я смогу повторить его успех. Он говорил: «Хорошо учись, окончи школу, а там посмотрим». А потом он увидел мое первое шоу, которое я сделал после окончания циркового училища. Это было уличное представление с клоунами и акробатами. И в тот день, когда он это увидел, сразу понял, что я сделал правильный выбор.