Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– Это шоу вы показывали в Нью-Йорке?

– Нет, в Париже. Кстати, когда я начал жить в Нью-Йорке, то понял, что это очень «французский» город.

– Правда? Я это не почувствовал.

– Там мышление отличается от всей остальной Америки, оно больше европейское, что ли. Европа – это Старый Свет, и мы, европейцы, ощущаем груз мудрости поколений, мы несем его на своих плечах. А у американцев страна молодая, там нужно стремительнее принимать решения, то есть всё происходит гораздо быстрее. Поскольку я вырос во Франции, то всегда ощущал себя больше европейцем, что вполне естественно.

– Конечно. Вообще, вы человек рисковый.

– Не знаю… Риск – слово такое громкое. Ну, например, когда у нас начался роман с Тиной, мне все говорили: «Не делай этого, она намного тебя младше!» А я понял, что мне плевать на мнение окружающих. Люди постоянно осуждают других. Надо жить так, как ты сам чувствуешь, доверять прежде всего своим ощущениям. Не бояться быть собой – самый большой риск.

– Раз уж вы заговорили на эту тему… Вас действительно никогда не смущала разница в возрасте с Тиной? Все-таки тридцать лет.

– Я об этом просто не думаю, у меня даже нет на это времени. Кроме того, ты никогда не знаешь, насколько длинной окажется история ваших отношений.

– Хорошо, а с точки зрения менталитета, общих интересов?

– Я ощущаю себя достаточно молодым человеком, люблю фантазировать, мечтать, я полон энергии, у меня масса интересов. Кстати, я никогда не рассматривал возраст как доказательство мудрости. Во многих ситуациях я чувствую, что чему-то могу научиться у молодых людей, хотя бы потому, что у них другой взгляд на вещи. Если ты не притворяешься более мудрым и опытным, то остаешься открытым по отношению к миру. Я вырос на фильмах Феллини, и это был совершенно другой мир, другая эпоха. Сейчас всё поменялось: электронные СМИ, YouTube, клиповое сознание. Я многому учусь и у Тины.

– Чему конкретно?

– Я вам уже достаточно про нее рассказал.

– Не могу, Венсан, не затронуть такой вопрос: ваш развод с Моникой Беллуччи стал неожиданностью для всего мира. Вы олицетворяли идеальную пару. Почему вы расстались?

– Мне очень жаль «весь мир», который так разочаровался по этому поводу. Ты никогда не знаешь, что происходит за закрытыми дверями. Общественный образ пары – это одно, а то, что происходит между людьми на самом деле, – совсем другое. Почему люди влюбляются? Почему разводятся? Даже мы сами не всегда это понимаем.

– У вас с Моникой двое детей…

– Мы были вместе восемнадцать лет, у нас общие дети. Это в любом случае твоя семья навсегда. Могу сказать, что у нас с Моникой сейчас очень хорошие отношения, мы несем ответственность за наших детей, и это так важно.

– Ваш отец – известный актер, а мама чем занималась?

– Она была журналистом. Ужасная работа! (Улыбается.)

– Ужасная? Я так не считаю.

– А сейчас мама пишет сказки для детей.

– Вот это метаморфоза! Ваши дети, наверное, ее первые читатели?

– Конечно.

– Скажите, Венсан, кто из дочерей вам душевно ближе?

– Наверное, по характеру – младшая. В детстве я был очень энергичным, мне было сложно сконцентрироваться на чем-то одном, и я постоянно требовал внимания. Леони такая же. Мне кажется, это вопрос природы. Она невероятно красивая девочка, я позволяю ей делать всё, что она хочет.

– Главное, чтобы вследствие этого она не стала эгоисткой… Что у вас сегодня в приоритете?

– По-прежнему кино. Два с половиной года я много снимался, практически нон-стоп. Масштабный проект был закончен перед Рождеством, фильм называется «Император Парижа». Скоро выйдут два бразильских фильма с моим участием и американская картина «Под водой». Мой друг Ромен Гаврас снимает фильм, где мы играем в паре с Изабель Аджани. Планируем новую картину с Эриком Толедано, сценаристом «Неприкасаемых». Планов много. А сейчас у меня небольшая пауза и я прилетел в Москву.

– В России вас любят.

– Знаю и поэтому с удовольствием возвращаюсь сюда.

– Как я понимаю, у вас сейчас прекрасная пора.

– Я рано понял, что жизнь коротка, – лет в пятнадцать. И я почувствовал тогда, что надо двигаться быстрее и стремительнее. Моя жизнь – это взлеты, падения и опять взлеты. И такая жизнь мне нравится.

В своей телевизионной практике мне часто приходится общаться с начинающими актерами, и многие из них говорят, что их идеал в профессии – Евгений МИРОНОВ. А я отлично помню время, когда сам Миронов был начинающим актером.

В 25 лет он снялся в фильме Валерия Тодоровского «Любовь» и получил целый букет наград. Одна из них – приз за лучшую мужскую роль, который ему вручили на фестивале в Женеве «Звезды завтрашнего дня». Сразу после возвращения Миронова домой мы записали с ним интервью для еженедельника «Неделя», где я тогда работал. Встретились в «Неделе». Женя выглядел лет на шестнадцать: такой худенький реактивный подросток. А еще эйфория от поездки! «Представляешь, у меня было два переводчика, – с гордостью делился он, – для официальных церемоний и общения вне этикета. Я жил в лучшем отеле, мне сшили смокинг – специально для церемонии награждения, а сама церемония транслировалась на 30 стран! Я сразу получил несколько приглашений сниматься, в том числе на «Коламбии Пикчерс». В Лос-Анджелес мне предлагали лететь прямо из Женевы: была конкретная роль, конкретная сумма. Если бы такое случилось года три назад, я, наверное, попал бы в психушку от счастья. Но сегодня я четко знаю, что сниматься в Голливуде в посредственной картине – дело бесперспективное».

Тот, молодой Миронов признался мне, что его совершенно не волнует вопрос популярности: «Для меня важнее всего лицедейство. Может, Табаков это во мне разбудил. Смотрю, к примеру, на Дастина Хоффмана и вижу, насколько он интересен в самых неожиданных проявлениях». Тоже самое можно сказать и о Миронове.

Женя рассказал, как близок ему по духу Петр Тодоровский, в чьи «руки» бережно передал его Тодоровский-младший: «Петр Ефимович снимал картину «Анкор, еще анкор!» о своей юности, это режиссер со светлым мироощущением, и мы быстро нашли общий язык. Мне кажется, в кино сейчас необходим хеппи-энд, люди устали от чернухи, бесконечных катастроф. Помню, посмотрел картину Лопушанского про ядерную войну, и жить не хотелось. Иду по вечернему Арбату, и все меня раздражает, даже фонари… Быть оптимистом – штука более ценная. Хотя, может, сам я нередко и страдаю от этого».

На прощание Миронов поведал о своем женевском знакомстве с Даниэлем Бергманом, сыном великого режиссера (он привез в Швейцарию картину о своем детстве, снятую по сценарию отца). Договорились о встрече в Москве: «На вопрос, можно ли остановиться у меня дома, я ответил: конечно, можно, но больше одного дня ты вряд ли выдержишь». Женя жил тогда в общежитии «Табакерки» – в 15-метровой комнате – с родителями и сестрой, а у Бергмана-младшего был свой роскошный замок на острове в Швеции… После беседы мы вместе нырнули в метро, и через несколько станций расстались.