Вадим Верник - Книга победителей [litres]

– Ты существуешь в очень плотном графике. Сознательно загоняешь себя в жесткие рамки?

– Понимаю, о чем ты говоришь. Я всё время нахожусь в состоянии «надо разбавить свой график отдыхом, какими-то каникулами». Последние несколько лет живу с этой мечтой. И всё время не получается осуществить задуманное.

– При всем этом ты человек несуетный.

– Я, наверное, несуетный. Но тут другое: я очень… увлекающийся, вот от этого надо отталкиваться. Вроде я и придумал себе какой-то график, а потом оп! – еще что-то интересное, потом оп! – студии, какие-то гастроли, потом что-то еще. Мне сложно отказаться от вещей, которые мне нравятся. От того, что связано с профессией.

– Обычно такая жадность до работы появляется у тех, кому жизнь чего-то недодала. Но у тебя совсем другой случай.

– Конечно, мне грешить на то, что «недодала», неправильно. С другой стороны, и говорить, что «додала», тоже не совсем верно.

– Что ты имеешь в виду?

– У меня есть хорошие предложения, были хорошие предложения, но говорить о том, что у меня всё случилось и всё замечательно, я не хочу просто принципиально. Есть работа, есть много-много всего, но, опять же говорю, отказаться от того, что интересно, что увлекает (это не обязательно кино, не обязательно театр), я не могу.

– Когда находишься в постоянном цейтноте, можно ведь стать злым, раздраженным.

– Можно.

– Характер со временем портится? Как ты сам чувствуешь?

– Ну наверняка все мы идем этой дорогой. Иногда наступают моменты благости, доброты и так далее. Это не обязательно должно наступать в Великий пост. Этот пост может длиться и в течение года – для тех, кто научился гасить в себе, скажем так, негативную энергию и не пускать в себя озлобленность. Иногда это просто сказывается на физическом состоянии. Ну, много всего. Я нормальный человек, и повышенное внимание тоже иногда не к месту и не вовремя. Но я понимаю, что не надо становиться на эту дорожку. Не надо озлобляться.

– Послушай, у тебя столько прекрасных поводов для положительных эмоций! Ты женился. Оля Литвинова – красивая женщина и талантливая актриса, я давно слежу за ее судьбой в Московском Художественном театре. Дочка родилась год назад. Всё это тоже дает новую энергию.

– Несомненно.

– Скажи, а дочкой ты успеваешь заниматься?

– Нет. Я только что приехал из Питера, и, вместо того чтобы сразу нырнуть домой, сижу вот в фотостудии с тобой и общаюсь на тему того, что мне катастрофически не хватает времени, понимаешь? А вообще я скажу очень простую вещь (это к вопросу о том, как на всё хватает сил и как всё успевать): я понял, что просто не надо задавать самому себе эти вопросы, не надо. И не надо пытаться ответить на них, когда их задают другие. Иначе сил не хватит, иначе ты начнешь двигаться как сороконожка и запутаешься. Поэтому ответов я не ищу. Просто надо больше спать.

– Получается?

– По-разному, иногда можно днем нагнать по десять минут в паузах, в перестановках на съемках, между репетициями. Я очень быстро засыпаю. У меня с налогами всё хорошо, поэтому я моментально засыпаю. (Улыбается.) А вообще есть тренинговые такие вещи (на актерских курсах их преподают) – это упражнения на расслабление. Но мне, честно говоря, даже и не нужны эти упражнения. Просто, наверное, ритм и усталость плюс возраст – тоже не надо об этом забывать – способствуют тому, что ты моментально выключаешься.

– У тебя сейчас съемки в основном в Питере. Надолго вырвался в Москву?

– На пару дней. «Троцкого» мы частично снимали в Мексике, а всё остальное время – в Санкт-Петербурге.

– Скажи, Питер остается для тебя родным городом?

– А что ты вкладываешь в понятие «родной город»? Во-первых, Питер прекрасен с любыми фасадами в солнечный день. Любое качество фасадов в солнечный день радует глаз. Но этих солнечных дней немного в Санкт-Петербурге, к сожалению. И я сейчас смотрю на качество фасадов домов, расположенных не в центре города, которые раньше были роскошными, а сейчас, к сожалению, в ужасающем состоянии, и это меня дико расстраивает. Если бы это был не мой родной город, то, наверное, это бы меня так не расстраивало. Соответственно, я еще испытываю к Питеру серьезные чувства.

– То есть стопроцентным москвичом ты так и не стал.

– Я сейчас стопроцентный пассажир. Пассажир самолетов, поездов, кораблей – всего чего угодно, как и многие мои коллеги…

– …и сменить пластинку ты не можешь.

– Сергей Прокофьев говорил, что вначале его бесили и убивали гастрольные дороги, а в какой-то момент он стал воспринимать дорогу как часть своей жизни и наслаждаться ею, наблюдать за ней, вытаскивать из нее приключения, и вдруг эта дорога превратилась в праздник. Это наблюдение о жизни я «подхватил» на съемках фильма Ани Матисон «Прокофьев: Во время пути». И я стараюсь следовать этому, иначе всё, что ты делаешь, превратится в ад.

– Знаешь, многие смотрят на тебя, на твои грустные глаза и считают, что ты по жизни не очень веселый человек…

– Да я хохочу внутри! Я внутри хохочу – партнеры и друзья не дадут соврать. А внешность, она обманчива.

– Костя, несколько лет назад ты рассказывал мне про свой аскетизм, что ты приходишь в свой одинокий дом, а в холодильнике только колбаса.

– Я шутил.

– В каждой шутке есть доля шутки. Сейчас у тебя семейная жизнь, всё по-другому. Или ты остаешься таким же аскетом?

– Пусть скажут про меня «идиот пафосный»: сейчас, когда что-то получается, когда есть какой-то невероятный интерес к тому, что ты делаешь, мне неважно, что там в холодильнике.

– Я тебя спрашиваю про житейскую ситуацию, а ты всё равно на профессию разговор переводишь.

– Да.

– Скажи, а быт есть в твоей жизни?

– Есть, есть. Но по дому никаких обязанностей на меня не вешают, если ты об этом.

– Счастливый.

– Я выхожу на охоту, рубить лес и зверя стрелять, привожу всё это домой и опять ухожу на охоту. Вот мои обязанности по большому счету.

– И Олю всё это устраивает?

– Пока да. В этом и есть предназначение мужчины, когда-то именно с этого всё началось. А то сейчас слишком много амазонок появилось на территории России, которые сами выходят на охоту и отбирают у нас и пушнину, и лес, и так далее.

– Тебе ближе по старинке.

– Конечно.

– Ты занят в МХТ только в одном спектакле. Это «Контрабас», моноспектакль. Недавно снялся в фильме «Коллектор» – это монофильм. Тебе больше никто не нужен?

– Конечно, ведь в этой ситуации никто не мешает, никто не забывает текст. (Улыбается.) Я специально пошел по этой дороге, – имею в виду «Контрабас». Уже потом было предложение сняться в «Коллекторе», и я тоже не мог от него отказаться, потому что сценическое пространство моноспектакля и кинопространство моноработы – это разные вещи, это разное напряжение, разные формы существования. В спектакле, даже если актер один на сцене, есть диалог, есть разговор со зрителем. Даже если зритель лишен текста, он не лишен эмоций, которые выдает тебе как собеседник.