Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

В течение пяти-шести дней я успел выдать около двенадцати миллионов, все по запискам и за подписями: «Володя», «Костя» и т. д. «Как же я буду отчитываться», — думал я.

Пока шла выдача денег и пока я был занят этими невеселыми мыслями, политическая обстановка изменилась: японцам пришлось отступать, и власть в Приморье снова перешла к правительству земской управы. А вместе с этим кончилось и мое затворничество.

Остаток денег, около шести миллионов рублей, я внес в Московский Народный банк, открыв счет на имя Михайлова Федора Михайловича. Ими стал распоряжаться особый отдел Военного совета в лице того же К.Ф. Пшеницына.

Как мы уже знаем, миллионы из казначейства получил К.Ф. Пшеницын. Он в них и расписался. Время шло. Правительство стало коалиционным, и пост управляющего государственного контроля занял представитель буржуазии. Пора было думать о представлении отчета в израсходовании миллионов. Это дело стало настолько серьезным, что пришлось, крепко об этом подумать многим. Составление отчета поручили коммунисту А. Карамышеву, бухгалтеру особого отдела Военного совета, и мне. Расписки в моем портфеле не могли быть документами для отчета. Надо было искать отчеты от получателей аванса — от уполномоченных Ревштаба. Но они тоже денег не расходовали, а выдавали их казначеям воинских частей. К счастью, деньги попали опытным военным казначеям, и они выдавали деньги по типовым ведомостям. Не было ни одного случая нечестного отношения к деньгам!

Отчет, приемлемый во всех отношениях и стоивший большого труда, был составлен. В этом большая заслуга коммуниста Александра Карамышева, К.Ф. Пшеницын никогда не забывал об этом.

Константин Федорович Пшеницын с первой встречи произвел на меня сильное впечатление. Он был трудолюбив и усидчив. За двадцать лет дальнейшего знакомства с ним я не видел, чтобы он выходил из себя, раздражался. Его выдержанность была изумительна. И отношение к товарищам у него было свое, пшеницынское. Сделал ошибку — он пригласит, поговорит с тобой и мягко осудит твои ошибки, а ты сидишь, слушаешь, тебе и неловко, и стыдно. Но выйдешь от него с таким чувством, будто очистили тебя от чего-то ненужного.

Родом он был из Одессы, окончил городское училище. Потом поступил к инженеру-строителю учеником, стал у него чертежником. В партию вступил в 1917 году в Иркутске и с тех пор всегда шел в первых рядах борцов за Советский Дальний Восток.

В период культа личности, на посту секретаря Свердловского обкома партии, К.Ф. Пшеницын трагически погиб.

Мы переживали время, насыщенное большими событиями. Колчак со своей огромной армией сошел со сцены, авторитет и международное значение Советской России неуклонно возрастали. Укреплялось и внутреннее положение. Это нас радовало. Еще в январе Антанта вынуждена была отменить блокаду Советской России. Но Владивосток, этот большой красивый город, после событий 4—5 апреля 1920 года оставался без власти, порядок был нарушен. Начались грабежи и убийства, а вести борьбу с этим злом было некому. Разнузданное поведение японских солдат еще более усугубляло беспорядок. Продолжал бушевать своеобразный политический «тайфун».

Созданный после японского выступления подпольный Ревштаб РКП (б) не имел определенной штаб-квартиры и технического аппарата, однако продолжал вести большую организационную работу. Встречи и заседания Ревштаба происходили в разных местах: то на улице Пекинской, в полуподвальном помещении, то в офицерском флигеле по Светланской улице или в других местах. Заведуя финансово-хозяйственным отделом Ревштаба РКП (б), а в дальнейшем и Дальбюро ЦК и Далькрайкома партии, я участвовал в совещаниях и был в курсе политических событий.

Прежде всего встал вопрос о ликвидации последствий японского выступления. Этот вопрос был предметом постоянного внимания Приморской партийной организации. Под ее руководством рабочие и крестьяне области повели борьбу за восстановление правительства Приморской земской управы.

6 апреля ЦБ профсоюзов Владивостока заявило о своей поддержке Временного правительства и под угрозой всеобщей забастовки потребовало от японского командования освобождения всех арестованных, освобождения занятых зданий, возвращения ценностей и оружия и восстановления власти земской управы. Профсоюзы металлистов, железнодорожников, грузчиков и другие объявили забастовку.

Вопросом о последствиях событий 4—5 апреля занимался и консульский корпус, вернее генеральный консул США Колдуэлл. Занимались этим и сами японцы.

Как известно, японцы намеревались пригласить Семенова, а через него изменить политический режим. Однако японцам не удалось это осуществить: дипломатический корпус не допустил Семенова. Тогда командующий японскими войсками генерал Оой обратился к представителям владивостокской буржуазии, но те наотрез отказались. Надо сказать, что отношение самой буржуазии к японской интервенции изменилось.

Для японцев все это было полной неожиданностью. Но еще более они были обескуражены, когда официальные представители союзников поспешили сделать заявление о том, что японцы выступили по собственной инициативе и что союзники тут ни при чем.

Японцы поняли, что союзники умывают руки и хотят все свалить на них. Тогда дипломатический представитель Японии Мацудайра пригласил иностранных корреспондентов и заявил им, что Япония в выступлении 4—5 апреля действовала по соглашению со своими союзниками.

На основании этого заявления Мацудайра Городская дума, конечно, не без участия руководства нашей партии, обратилась к союзным представителям с запросом. Однако союзники промолчали, подтвердив тем самым, что согласие на выступление японцев они давали.

Но что же после этого оставалось делать японцам? Только одно: восстановить, как выражаются на дипломатическом языке, статус-кво, то есть режим правительства Приморской земской управы.

Не оправдались и предположения американцев. Слов нет, американцы остались довольны разгулом японской военщины в печальные для нас дни 4—5 апреля 1920 года. Еще бы! Японцы «разгромили» большевиков и вконец дискредитировали себя в глазах русских! Разве после этого можно сравнивать японцев со «свободолюбивыми демократами» — янки?

И вот, когда у японцев не оказалось другого пути, как только восстановить правительство земской управы, Мацудайра обратился к чехословацкому представителю Гирсу, чтобы тот взял на себя посредничество и устроил свидание с представителями большевиков.

На свидание с Мацудайра отправился П.М. Никифоров. По его рассказу, эта встреча произошла 10 апреля в кабинете у представителя Чехословацкой республики Гирса. Первым заговорил Мацудайра. Полный любезности, слащавый, он заявил, что японское командование очень сожалеет о происшедшем конфликте между японскими и русскими войсками и что конфликт нарушил деятельность правительства. При этом он выразил удивление, что на улицах почему-то нет милиции.