Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

— Очень желательно, — заявил Мацудайра, — чтобы порядок был восстановлен.

На это П.М. Никифоров ответил, что Временное правительство едва ли пожелает работать при занятых японскими солдатами учреждениях и не имея в своем распоряжении вооруженной силы. Милиция, ведь, разоружена.

— Пусть ваше правительство не беспокоится, — заявил Мацудайра, — мы дадим приказ освободить все занятые помещения. Будет также дано указание вернуть милиции оружие.

Прощаясь, Мацудайра вновь рассыпался в любезностях и с фальшивой улыбкой заявил:

— Я очень прошу верить мне: я весьма возмущен поведением наших солдат и попустительством командования. Не одобряет происшедшего и императорское правительство.

П.М. Никифоров спросил тогда у Мацудайра:

— Если так, то как могло ваше командование устроить в наших городах бойню?

— Нам очень трудно контролировать военных, — лаконично ответил Мацудайра. И, прощаясь, выразил свое большое желание нанести визит председателю правительства Медведеву.

После встречи П.М. Никифорова с Мацудайра, в тот же день, то есть 10 апреля, японцы освободили все учреждения, сняли свои патрули и заставы. Милиции были возвращены оружие и патроны. Правительство земской управы стало функционировать.

11 апреля возобновила свою деятельность и русско-японская согласительная комиссия. Так завершился возврат к политическому режиму правительства земской управы. Само собой понятно, что в той обстановке основным перед нашей партийной организацией стоял вопрос о ликвидации последствий японской провокации 4—5 апреля. На всех совещаниях в подпольных органах партии и между членами партии этот вопрос стал предметом постоянного внимания.

Шесть дней, прошедшие со времени выступления японцев, говорили о том, что в политической междоусобице ни Япония, ни США не достигли своих целей. Они показали также всем дипломатам, что во Владивостоке нет более организованной, более массовой политической силы, чем большевистская партия. В то же время эти события служили нам предупреждением о том, что провокации интервентов этим не закончатся. Появилась горсточка людей, претендующая на государственное руководство в Приморье. Японцы и американцы не преминут использовать эту горсточку авантюристов для изменения режима. Правительство земской управы, где руководящую роль играли большевики, не удовлетворяло американцев и японцев. Несмотря на серьезные противоречия между ними, не было гарантии, что они не договорятся между собой. Поэтому наша политика, будучи рассчитана на всемерное использование японо-американских противоречий, должна была идти и по линии использования настроения населения, в том числе и буржуазии, направленные против интервентов и интервенции.

Все эти высказывания среди наших партийных руководителей я воспринимал как откровение. Передо мной по-новому, как бы в оголенном виде, раскрывалась политика империалистических хищников на Дальнем Востоке; по-иному открывалась подлинная роль буржуазных оппортунистических партий (эсеров и меньшевиков). Становилась понятней и ясней полная героизма несгибаемая борьба приморских большевиков, цели и задачи, которые стояли тогда перед коммунистами и владивостокским пролетариатом. События 4—5 апреля многих заставили понять, что пока интервенты находятся на нашей земле, они не допустят Советской власти. Только неисправимые антибуферщики, недооценивая обстановку, продолжали все еще мыслить с нереальных, демагогических позиций, продолжая цепляться за лозунг: «Только Советская власть!»

А между тем не были еще ликвидированы последствия японской провокации 4—5 апреля. Нашим представителям в русско-японской комиссии, которая возобновила свою работу 11 апреля, приходилось выдерживать большое давление со стороны «победителей 4—5 апреля», оказывать им должное сопротивление. Всему бывает конец. Закончила, наконец, свою работу и русско-японская согласительная комиссия.

Это было в начале третьей декады апреля. Помню, на Дальбюро делал доклад товарищ Р. Цейтлин. Надо здесь же сказать, что комиссия не работала, а буквально вела борьбу в течение почти двух недель беспрерывно, день и ночь. Дальбюро ЦК РКП (б) было всегда в курсе работы комиссии. Поэтому Р. Цейтлин ограничился словами:

— Вы знаете хорошо весь ход переговоров комиссии. Ее работа — это огромный труд, выраженный в бесконечных бесплодных разговорах; это большая настойчивость наших представителей с небольшими результатами. Выход один — надо согласиться.

Воцарилось молчание. Условия японцев были тяжелые, и никто не хотел взять на себя смелость первым высказаться по этому поводу.

— Как ни тяжелы, как ни унизительны для нас условия соглашения, — наконец прервал молчание П.М. Никифоров, — но надо поручить нашим представителям подписать соглашение с японцами.

— Да, другого выхода нет, — подтвердили И.Г. Кушнарев и В.Г. Антонов. — И пора нормализовать наши отношения с японцами независимо от того, каковы они будут в дальнейшем.

... Был конец мая 1920 года. Когда я вошел в помещение Дальбюро, там находились П. Никифоров, И. Кушнарев, В. Антонов и М. Власова. Вскоре пришел Р. Цейтлин. Он ознакомил собравшихся с содержанием декларации министра иностранных дел Японии Учида по «сибирскому вопросу», где последний говорил о том, что Япония хочет закончить «ненужную войну» и что она будет «помогать русским партиям объединить ныне разрозненные дальневосточные области в единое государство».

— О, да! — отзывается И.Г. Кушнарев, — японцы безусловно будут помогать, но только русским белогвардейцам.

Так понимали и все. Тут подошли К. Пшеницын и Гендлин. С их приходом, когда выступила М. Власова, тема разговора переменилась.

— Я хочу заострить, — начала она, — простой, но очень злободневный вопрос. Речь идет о политической литературе. Все вы знаете, что в период белогвардейщины в городе полностью изъята из обращения не только революционная, но вообще сколько-нибудь серьезная общественно-политическая литература. А между тем кадры наши, даже активисты, политически подкованы слабо. Нам пора думать о политическом воспитании не только актива, но и широких масс рабочих. Без литературы этого не сделаешь. Давайте подумаем об издании отдельных книг К. Маркса, В.И. Ленина.

— Давайте теперь же поговорим и даже уточним, какую форму партийной учебы нам принять. Думаю, нам следует организовать партийные курсы, — предложил И. Кушнарев. Назовем их в целях конспирации курсами секретарей профсоюзов. Срок учебы установим 2—3 месяца. В этот срок курсанты успеют получить многое. Сегодня мы, конечно, не решим все вопросы с курсами. Надо подумать. Поручим товарищу Власовой разработать вопрос и доложить нам через неделю. Она наметит и программу курсов.