Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

— Так и сделаем, — сказал я, — приступлю к этой работе сразу после возвращения из Сучана.

В тот же вечер, 16 июня, я уехал на Сучан. Было раннее утро, когда я прибыл на станцию Кангауз. Здесь кончалась ширококолейная и начиналась узкоколейная железная дорога. Поезд узкоколейки из-за каких-то неисправностей в подъемнике на первом перевале был временно задержан. Утро началось чудесное, на небе — ни облачка. Кругом цвело. Я постоял около маленьких открытых вагонов, напоминающих большие железные коробки и, так как одет был легко, а утренняя прохлада давала себя знать, решил продолжать дальше путь пешком.

После нескольких остановок для отдыха (подъем был крутой) я забрался на перевал. Отсюда открылась незабываемая картина. Вот он каков — хребет Сихотэ-Алинь, так увлекательно описанный путешественником по Уосурийскому краю В.К. Арсеньевым. На десятки километров кругом все было покрыто густым лесом, неровные гряды-исполины, казалось, стояли на плечах друг друга. Отдельные, широкие и глубокие безлесные долины выделялись изумрудным ковром, пересеченным блестящими ленточками рек и речушек.

Здесь догнал меня поезд узкоколейки, и я прибыл на Сучан в тот же день. Не откладывая, я побывал в управлении Сучанских копей и в правлении профсоюза. На другое утро, минуя японскую военную базу, пешком добрался до села Фроловки, где тогда временно расположился штаб партизанских отрядов.

В штабе встретили меня успевший прибыть из Читы К. Пшеницын, В. Владивостоков, И. Сибирцев, Н. Горихин, Н. Руденко, В. Повелихин и другие. Встретил и раненный в щеку товарищ Страутнек. К этому времени партизаны уже имели боевые стычки с белобандитами.

Встреча была радостной. Когда кончилась «неофициальная» часть обниманий, вопросов и ответов, меня накормили партизанскими щами, картошкой и напоили чаем.

Совещание. наше проходило на опушке леса, недалеко от полевого телефона, связанного с Анучино и другими точками.

— Я приехал к вам, товарищи, со специальной целью уточнить, в чем на первых порах вы остро нуждаетесь и в каких количествах. Продумайте и дайте заявку. Только на словах. При этом учтите, в средствах мы ограничены, это вы сами знаете. Поэтому — ничего лишнего.

Выступил К.Ф. Пшеницын:

— Я думаю, что тебе и облревкому надо знать общее положение здесь. Поэтому я начну с этого. Как ты знаешь, из Владивостока вышло довольно много людей, плохо одетых и снаряженных. За двадцать дней ребята во многих деревнях провели организационную и агитационно-пропагандистскую работу. Бедняки и середняки не принимают меркуловский белогвардейский режим. Народ стоит на позициях Советской власти, идея партизанского движения в деревнях пользуется большим успехом. В партизанские отряды идет не только молодежь, но и пожилые. Кулак и подкулачники, конечно, существуют, но их мало, и они молчат. Но вот что плохо: партизанские отряды, численность которых растет, вынуждены пока что жить за счет крестьян, обременяя их материально. И хотя отношение крестьян к партизанам хорошее, продолжать оставаться на положении нахлебников крестьян нельзя. Это положение в дальнейшем может повести к недовольству партизанами и дать широкую пищу для кулацких элементов деревни в их агитации против Советской власти. Поэтому, — продолжал Костя Пшеницын, — надо завезти к нам, в первую очередь, несколько вагонов муки. Наши подрывники нуждаются во взрывчатке и бикфордовом шнуре. Надо прислать медикаменты и перевязочный материал и обязательно летние брюки и гимнастерки защитного цвета, пар 500, а если возможно — 1000. Что же касается остального военного снаряжения и вооружения, мы уточним наличие и тогда дадим подробную заявку с разбивкой очередности их доставки.

— Это все? — спросил я.

— На первое время, — ответил К.Ф. Пшеницын.

— Да, список короткий, — сказал я, — но как будем выполнять, пока затрудняюсь ответить. Взрывчатку и медикаменты доставим быстро. Потрудней будет с мукой и гимнастерками.

Затем мы уточнили способы транспортировки грузов.

— Товарищ Элеш, — обратился ко мне Виктор Владивостоков, — не можешь ли оставить мне свои брюки. Видишь, какие у меня плохие. Здесь их трудно достать, а там, во Владивостоке, ты себе достанешь.

Я посмотрел на его солдатские бумажные галифе непонятного цвета, донельзя истрепанные, и удивился: политический уполномоченный при генерале Болдыреве Владивостоков всегда ходил хорошо одетым. Наверное, кому-нибудь тоже отдал. Мы поменялись.

Мне пора было уходить, и мы простились. Игоря Сибирцева я больше уже не встречал: его убили в бою под Хабаровском. Не встречался и с Владивостоковым. Он умер в Москве в 1923 году.

Встреча с товарищами была для меня большой радостью. Жизнь партизан на свободе, среди лесов, мне показалась настолько привлекательной, что не хотелось ехать обратно, в окружение врагов, где опасность подстерегала на каждом шагу, где каждый час можно ждать предательства. Однако ехать было нужно. Предстояла трудная и беспокойная работа. Денежных средств не было, Их надо постараться еще добыть. Но как и где?

По возвращении из Сучана я был целиком занят решением вопроса, как бы поскорее обеспечить мукой партизанские отряды. Мы уже успели добыть взрывчатку и бикфордов шнур, медикаменты и перевязочные средства и отправили их на Сучан, а оттуда к партизан нам. Но вопрос о муке стал важнейшим.

Однажды я узнал, что во Владивосток из-за границы приехал председатель правления «Русского мукомольного товарищества» Коган. Остановился он в особняке на углу Светланской и Ключевой улиц. Собрав кое-какие сведения, я решил встретиться с ним. На мой звонок в дверях особняка открылось окошечко и показался китаец-бой.

— Мне нужно видеть господина Когана по важному делу, — сказал я бою.

— Нету дома! — сказал бой и захлопнул окошечко.

Я не поверил, так как было еще рано, около 9 часов утра. Через некоторое время я позвонил вновь. Результат тот же. Меня не пустили. Я опять стал прохаживаться, обдумывая всевозможные способы добиться свидания с Коганом.

Слова «мука» и «Мукомольное товарищество», ассоциируясь, постоянно вертелись в моей голове. «Ну что же, — думал я, — у меня, правда, сотни тысяч йен и долларов нет, как у Когана, но зато терпения хоть отбавляй. Итак, наберемся побольше терпения и будем добиваться приема». Но придумать какой-нибудь способ пробиться к председателю правления я не мог. И, наконец, я решился на прямой путь — передать Когану через боя письмо в закрытом конверте. Тут же на листке записной книжки написал:

«Прошу не отказать принять на короткое время. Записку прошу уничтожить.

Заведующий отделом снабжения Приморского облревкома Российской Коммунистической партии (большевиков) В. Элеш».