Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

Его яркие губы и равные белые зубы улыбались, глаза светились. Но сегодня он был чем-то расстроен:

— Что с тобой? — спросил я.

— Настал час, когда я должен бежать. Иначе не миновать меркуловского застенка.

— Что случилось?

— Случилось то, что можно было ожидать с часу на час. Меркуловцы вспомнили и про наш участок работы: выборных членов управы распустили и назначили новых из числа безработных офицеров. Когда заявился ко мне вновь испеченный председатель управы с погонами поручика, я заявил протест против решения меркуловского правительства о роспуске выборных членов управы и прямо заявил, что не признаю за ним прав председателя и дела не сдам. Офицер ушел от меня, обещав принять меры воздействия.

— И что же ты решил? — спросил я.

— Вчера мы приняли решение: дела, архивы, ценности меркуловцам не передавать. Сам сегодня или завтра выеду в Ольгу и там буду продолжать бороться с меркуловщиной. Я прошу тебя принять имущество и дела управы на хранение до лучших времен.

— Хорошо, примем, — согласился я.

— Ну, теперь я спокоен, — облегченно сказал Масленников.

— Ты-то успокоился, — заметил я, — но я опасаюсь, сижу и думаю: «Не оставишь ли ты «хвост» у меня?»

— Ну, что ты1 Я был осторожен. «Хвоста» не будет, — уверенно заявил Масленников.

Но «хвост», очевидно, был. На другой день в бюро явился меркуловский офицер в чине поручика и отрекомендовался председателем Ольгинской земской управы. Поручик был еще молодой человек, опрятно одетый во все летнее, держался вежливо. При входе его я встал и, не предлагая ему сесть, сказал:

— Я вас слушаю.

— Я пришел к вам по делу управы, — начал офицер. — Мне стало известно, что бывший председатель управы Масленников сдал вам имущество и архив. Я требую вашего распоряжения выдать их моим представителям.

— Господин поручик, — ответил я, — вы информированы неверно. Бюро Сучанских копей никакого имущества на хранение от Масленникова не принимало. Поэтому ничем помочь вам не могу.

Выслушав мой ответ и не сказав ни слова, поручик повернулся на каблуках и ушел.

— Признак нехороший, — подумал я, — на всякий случай надо принять меры. Потом посмотрим, как будут развертываться события. А пока что медлить нельзя.

Дав кое-какие указания моему заместителю, инженеру Ивонину, я быстро ушел из учреждения. И сделал правильно. Не прошло и двух часов после ухода поручика, как за мной пришли из контрразведки белых. Не застав меня в бюро, они долго ждали в помещении, потом дежурили на улице. В бюро я не показывался, продолжая им руководить через связного. Пока агенты контрразведки часами сидели и ждали меня в бюро, я успел переменить комнату.

Собой я был очень недоволен: конспиратор и вдруг такой необдуманный, неосторожный шаг! Согласие принять на хранение имущество Ольгинской земской управы. было ошибкой. В условиях подпольной работы этого делать было нельзя. И вот результаты: провал официального места работы. После этого случая я безусловно попал на серьезную заметку контрразведки белых.

Итак, стали бесполезными документы на имя Элеша.

Через час-полтора после описанных событий по Мальцевской улице, на квартире лодзинского фабриканта обуви Брохиса появился новый жилец. Он был весь в сером: костюм, пальто, шляпа, даже галстук-бабочка. Пришел он налегке: все его имущество состояло из небольшого кожаного чемоданчика и легкой тросточки. И фамилия и имя его теперь были Иванов Федор.

Это была и последняя моя встреча с Иваном Сергеевичем Масленниковым.

Осенью 1921 года в бухте Ольга, вдали от города, высадился отряд меркуловцев. Высадка осталась незамеченной и это дало возможность меркуловцам темной ночью снять часовых и войти в город. Начались аресты большевиков и партизан по списку, заранее заготовленному предателями. Меркуловцы пришли и к дому, где проживал И.С. Масленников. Но он успел выскочить в окно и бежать в лес, но там наткнулся на засаду меркуловцев. Его привезли во Владивосток. В контрразведке, на Полтавской 3, его подвергли пыткам и истязаниям. Там же, на Полтавской, его след затерялся окончательно.

Меркуловцы свирепствовали. Агенты охранки, подобно гончим, рыскали по всем районам города. Аресты, повальные обыски по домам стали обыденным явлением. Опасно стало ночевать на квартире, опасно и у знакомых.

В начале июля 1921 года пришел ко мне Рукосуев-Ордынский с запиской от Володи Шишкина. В ней было два слова: «Сделай все».

Рукосуев снабжался через меня оружием не впервые. В данном случае ему нужны были браунинги и патроны к ним. Получая на другой день оружие, он оказал:

— Здесь и для товарища Потапенко. Он подготовляет угон военных судов.

Я понимал, что угон кораблей из бухты Золотой Рог, буквально из-под носа белых и японских интервентов, было делом весьма рискованным. От исполнителей требовалась большая находчивость, выдержка и редкая смелость. Посильно такое задание товарищам, которые преданы делу до жертвенности.

Вскоре весь город узнал, что партизаны угнали военные корабли. Это была блестящая операция, подрывающая устои меркуловской власти, и яркая демонстрация того, что подпольный облревком действует. В кратких сообщениях об этой операции, молниеносно распространившихся по городу, нельзя было узнать настоящей правды. Более достоверные данные я узнал позже от В.С. Колесниченко.

Идея угона кораблей впервые возникла у партизан Ольгинского района. Дело в том, что с первых дней активной борьбы против меркуловской власти они стали испытывать затруднения в средствах передвижения по побережью. Им стало ясно, что без морских кораблей их деятельность будет связана. Вот тогда-то и было решено добыть корабли во Владивостоке. Приморский облревком партии одобрил идею добыть корабли.

Во Владивостоке появились «мирные» жители побережья: Василий Степанович Колесниченко, Леонид Плутков, Иван Захаров, Сергей Ледников и Глинков. Через подпольную явку В.С. Колесниченко связался с председателем облревкома В.П. Шишкиным, а тот поручил товарищу Потапенко провести подготовку угона кораблей. Решено было угнать военные катера «Павел», «Амур» и «Славянка». Но вскоре «Славянка» ушла в рейс.

Следует отметить, что после меркуловского переворота офицерский состав на кораблях не изменился, да и кадры матросов и кочегаров наполовину сохранились прежние. В числе последних были большевики и сочувствующие нм. В этой среде моряков товарищ Потапенко (сам моряк) был своим человеком. Он сумел увлечь за собой команду обоих катеров. А Рукосуев-Ордынский обеспечил Потапенко необходимым оружием.

Пока команда ожидала момента ухода к партизанам, на катер ночью неожиданно заявился белый офицер и с ним трое штатских. Офицер был высокого роста, высокомерный, властный, с голосом, не терпящим возражений, приказал старшинам катеров отходить на Русский остров.