Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

Это был ответ владивостокских рабочих на вопрос о признании ими меркуловского правительства. Рабочие ответили «Нет1»

В начале июля во Владивостоке появилась Нина Виноградская, она же Бутенко-Антоненко, молодая красивая девушка. Видел я ее один раз, и то мельком: она входила в комнату к В.П. Шишкину, а я выходил. И очень хорошо, что встреча была такой мимолетной. В документе, который она предъявила, указывалось: «... направляется для подпольной работы». Для работника такого плана такая формулировка, мягко выражаясь, была неудачной. Она насторожила Леонида Бурлакова и позволила быстро распознать фальшивку, а также подлинные цели Виноградской. Она оказалась провокатором. К счастью, та быстрота, с которой она была опознана и раскрыта, спасла многих подпольщиков. Но ■все же она успела навредить. Первой жертвой была Нина Буторина, наша связистка, приютившая Виноградскую у себя в комнате. Буторину арестовали. Сама Виноградская, узнав, что она раскрыта, исчезла.

Только что прошла широкая конференция рабочих Владивостока. Началась вторая волна арестов среди молодежи, железнодорожников, судостроителей и моряков. Провалы следовали за провалами. Эти провалы явились результатом деятельности провокаторов и, не в меньшей степени, небрежности в конспирации, которую допускали отдельные товарищи. Эти репрессии и провалы усложнили положение нашей подпольной партийной организации. В связи с этим облревком партии поручил мне срочно связаться с Дальбюро ЦК РКП (б) в Чите и информировать его о положении во Владивостоке и в Приморье.

В Читу в то время можно было попасть по железной дороге только через Маньчжурию. Путь был не из легких. Надо было проехать два семеновских контрольных пункта — Гродеково и Сосновая Падь и две пограничные станции — Пограничная и Маньчжурия. Следовало найти способ для безопасного проезда. Тут я и подумал о голландской фирме Ван-дер-Гувена во Владивостоке. У них переводчиком и агентом работал молодой русский по фамилии Барабанов. Бюро Сучанских копей покупало у этой фирмы семена овощных культур для всего Сучанского района. Поэтому Барабанов часто бывал у меня в бюро.

— Еду в командировку в Харбин, — сказал я Барабанову при встрече на улице, — но опасаюсь Гродеково.

— Знаю, — говорит он, — опасный путь, семеновцы без разбора снимают пассажиров с поезда. — И, совсем посуровев, закончил: — Не завидую вам!

— Да, вы правы, — отвечаю ему, — завидовать нечему.

Немного подумав, хотя все было решено мною заранее, я сказал:

— Послушайте, Барабанов, а ведь вы можете мне помочь.

— Чем же? — быстро отзывается он.

— Дайте мне удостоверение от фирмы Ван-дер-Гувена о том, что я являюсь вашим торговым агентом и командируюсь в Харбин. Это будет все же гарантия. Как-никак, фирма иностранная.

Барабанов посмотрел на меня, улыбнулся. Улыбнулся и я. Мы оба честно работали: он для фирмы Ван-дер-Гувена, я — для моей партии.

— Хорошо, — говорит Барабанов, — поговорю с шефом. Мой шеф, голландец, не одобряет произвол и террор белых. Думаю, что договоримся.

И действительно, в тот же день Барабанов доставил мне хорошо оформленное удостоверение. Я стал «агентом» фирмы Ван-дер-Гувена.

Володя Маленький одобрил удостоверение:

— Ничего не скажешь, документ чистый, но посоветуйся с товарищем Еремеевым. Может быть, он найдет более верный способ.

Получив адрес, я отправился в Куперовскую падь, где на втором этаже полукаменного дома жил Еремеев. На звонок дверь открыла жена Еремеева.

Вскоре появился и сам Еремеев. Он был ростом ниже среднего, сухощавый, с оспенными крапинками на лице. Я рассказал о цели своего прихода.

Он ответил просто:

— Устроим! В нашем поезде бригада кондукторов состоит из коммунистов и сочувствующих. В почтовом вагоне тоже свои. Поезд отправляется завтра утром. К этому времени я все подготовлю.

Далее он сообщил, что они меня посадят в почтовый вагон. Там есть продолговатый ящик для посылок. Во время стоянки поезда на станциях Гродеково и Сосновая Падь, где контрольные посты, мне придется залезать в этот ящик.

— Полной гарантии безопасности, конечно, нет, — заявил Еремеев, — ящик могут проверить. Но таких случаев при мне не было.

— Если в таком ящике меня откроют, — подумал я, — то есть полная гарантия погибнуть...

Я решился все же ехать в ящике.

Точное число не помню. Это было в середине июля. Одет я был легко: белый чесучевый костюм, соломенная шляпа, пыльник, щегольская тросточка. На вокзале Первой Речки я сел в почтовый вагон. В кармане у меня были два паспорта (русский и китайский) на имя Михайлова Федора Михайловича и удостоверение о том, что я торговый агент голландской фирмы Ван-дер-Гувена. Самый опасный отрезок пути Владивосток—Пограничная я благополучно проехал в ящике и, как только прошла последняя проверка пассажиров, пересел в международный вагон. Поезд от Владивостока до Пограничной идет 12 часов. Время, казалось бы, короткое, но мне оно показалось очень долгим. Мало того, что в ящике было душно и жарко, но еще и голодно, так как я не догадался захватить с собой что-нибудь из еды.

Не останавливаясь в Харбине, я проехал до станции Маньчжурия. В этом пыльном и песчаном китайском пограничном поселке больше половины населения было русских белогвардейцев. Знакомых не было и посоветоваться не с кем. Связаться по прямому проводу с Читой я мог только с территории Дальневосточной республики (ДВР), то есть перейдя границу. А как ее перейти? Теперь весь вопрос заключался в этом.

Ближайший от границы разъезд назывался тогда 86-й. Он находится в 4—5 верстах. Я понял, что совершил ошибку. Мне нужно было бы в Харбине сделать остановку, получить от председателя партбюро в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги, Якова Минскера, явку в Маньчжурии. И теперь у меня был бы верный совет.

Сожалеть об этом было поздно, так как Харбин я проехал. Решил держать совет с легковым извозчиком. Подхожу к одному из них, китайцу, спрашиваю.

— Не повезешь ли меня до русской пограничной заставы.

— Можана.

— Китайские пограничники не задержат?

— Сейчаса не задержат. Сейчаса жарко, китайска солдата сепи-сепи есть.

Солнце стояло в зените. Было безветренно и жарко. На улицах почти никого: все прятались в прохладе.

— А если задержат, что могут сделать?

— Денега есть? — спросил извозчик, — надо мала-мала плати есть.

Я подумал, посмотрел в сторону 86-го разъезда. Он виден, рукой подать! Другого выхода нет. Мы договорились и поехали. Вначале он почему-то поехал вдоль границы на Восток, а потом, круто повернув налево, направил лошадь прямо на русскую заставу. Конечно, я ехал беспокойно, оглядываясь по сторонам. Все думал: «Вот погоня!» Было кругом так тихо, даже не было слышно лая собак, и с маньчжурской стороны не было видно людей. А возчик, видно, хорошо знал направление. Вскоре мы оказались за невысокой возвышенностью, и поселок Маньчжурия скрылся от нас.