Вячеслав Элеш - Записки подпольщика

Так я познакомился с Вилли Штейнбергом. Мне стало веселее.

Утром мы решили прежде всего сходить в баню, но это оказалось не таким простым делом. Городские бани не работали. Нам порекомендовали бани на Семеновском базаре. С трудом отыскали их в трущобах. Шли по каким-то переулкам и переходам, узким и темным, поднимались по крутым лесенкам на этажи, проходили каморки без окон, и, наконец, банщик показал нам открытую дверцу в клетушку без окон же, размером не более четырех квадратных метров. Принес по ведру каждому горячей пресной воды и, указав на кран в стене, сказал:

— Соленая вода.

В помещении сидений не было. Мылись стоя. Но мы были довольны и этим.

Так началась наша жизнь в незнакомом городе, без пристанища, без работы, почти без денег.

День во Владивостоке был чудесный, кругом море и тепло. Все привлекало наше внимание: здания, амфитеатром спускающиеся с сопок; бухта Золотой Рог; корабли, стоящие у пристани и на рейде; небольшой, старинной русской архитектуры вокзал в центре города; залитые светом, оживленные улицы.

Но почему-то нам с Вилли Штейнбергом особенно понравилась сопка Орлиное Гнездо, высившаяся над площадью. Так и тянуло на ее вершину.

Отсюда открывался большой, испещренный бухточками лесистый Русский остров со множеством бухт. Дальше, далеко в открытом море, — острый, как правильный конус, выделялся остров Аскольд, а еще дальше — залитое солнцем Японское море.

Еще прошлой ночью я тревожился: «И надо же было заехать так далеко», а теперь, глядя с вершины сопки, думал: «Как хорошо, что я здесь все это вижу».

Однако скоро нам предстояло спуститься с заоблачных высот и окунуться в «земное».

Город был переполнен интервентами: английскими моряками и шотландскими стрелками в клетчатых юбках, французскими солдатами в беретах с помпонами, «выутюженными» американскими солдатами с вечной резиновой жвачкой во рту, итальянскими моряками, альпийскими стрелками, китайскими и канадскими матросами и солдатами. Этот «букет» дополняли потомки самураев — солдаты Страны восходящего солнца в фуражках с красным околышем. По улицам, на вокзале, в театрах и ресторанах щеголяли в новеньких английских мундирах штабные офицеры генерала Иванова-Ринова — белогвардейского ставленника в Приморье.

В дневные и вечерние часы владивостокские кафе, рестораны и столовые превращались в своеобразные черные биржи. Среди посетителей можно было встретить коммерсанта, спекулянта, офицера, артиста оперетты и видного гражданского чиновника, занимающихся валютными сделками.

Продавалось все: цинковые и оловянные рудники, уголь и угольные шахты, фабрики и заводы, рыбалки и пароходы с грузом лососевых консервов фирмы «Демби», покупалась валюта всех стран мира, акции всевозможных (русских по названию, иностранных по капиталу) промышленных предприятий.

На улицах, особенно вечером, пестрели погоны офицеров, гардемаринов и всевозможных интервентов.

Своеобразен был и ночной Владивосток. Ярко освещенные и переполненные кафе и рестораны, закусочные и шашлычные, открытые и тайные дома свиданий, клубы разных обществ и притоны работали круглую ночь. Там шумно пьянствовали и безобразничали, проигрывали и выигрывали крупные суммы и все, что представляло какую-то ценность.

С раннего утра до поздней ночи шумел Семеновский базар. Здесь, прижавшись друг к другу, громоздились магазины, жилые дома, бани, лавчонки, разные мастерские, опиокурильни, ларьки денежных менял. Разноплеменный, пестрый поток людей бесконечно толкался по разукрашенным яркими фонариками и цветастыми полотнищами узким и грязным улочкам. Внешне вся эта картина представлялась причудливым пестрым балаганом.

Рынок без остатка пожирал все. Тысячи людей жили на доходы от контрабанды. Продажность таможенных чиновников и стражи открыла широкую дорогу контрабанде, и она текла сюда через все сухопутные и морские границы.

Под видом снабженческих грузов для интервентских войск контрабанда не менее широко и безнаказанно выбрасывалась на рынки Приморья юркими дельцами — американскими и японскими купцами в военной форме.

Страшно было в городе по ночам. В темных улицах грабили, раздевали, порой убивали.

Резким контрастом на этом фоне буржуазно-спекулятивных нравов одичавшей своры белогвардейцев и интервентов выделялся Владивостокский Народный дом и клуб железнодорожников на станции Первая Речка. Оба они были местом подлинно культурного отдыха для рабочих и их семей. Здесь можно было услышать живое слово, лекцию, посмотреть любительский спектакль, побывать на концерте. Иногда и я бывал в театре «Золотой Рог», но чаще — в Народном доме и клубе. С тех пор прошло почти сорок лет, а я вспоминаю их по-прежнему с особенно теплым чувством. Это были своего рода очаги культурно-просветительной и политической работы, которую вели разные кружки самодеятельности, работники профсоюзов и рабочего Красного Креста. Здесь происходили и конспиративные встречи большевиков. Не случайно Народный дом и клуб были под особым наблюдением белогвардейской контрразведки. То и дело здесь появлялись шпики. Посетители Дома и клуба хорошо это знали и всегда были начеку. Поэтому, хотя облавы с проверкой документов бывали часто, однако, за редким исключением, оказывались безрезультатными.

Помню, как с неизменным успехом выступал на сцене Народного дома в амплуа босяка артист Зорин. В театре «Золотой Рог» с немалым успехом подвизалась труппа Константина Зубова. Там же нередко выступал молодой артист Россов с экзотическими, полными мистики и упадочнических настроений песенками Александра Вертинского.

Был в подвальном помещении театра «Золотой Рог» и своеобразный клуб владивостокской богемы — «Балаганчик». Трудно сказать, кто его организовал. Состав его посетителей был разношерстный. Многие из них появились во Владивостоке в те годы, когда в центральных районах Советской России шла гражданская война. Видимо, они рассчитывали на Дальнем Востоке найти тихую пристань.

В «Балаганчике» по вечерам собирались писатели, поэты, актеры, художники и затевали литературные споры и дискуссии. Появлялись импровизаторы-конферансье, поэты и писатели читали стихи и рассказы, актеры декламировали, пели. В основном это была интеллигенция политически пассивная, но с «левыми» настроениями; встречались среди них и сочувствующие большевикам, такие как поэты С. Третьяков, Н. Асеев, А. Жаров, С. Алымов, писатель капитан Лухманов, актеры К. Зубов, Варшавский и многие другие деятели искусства. В 1920 году на короткое время неожиданно появился проездом в Америку Давид Бурлюк.

Внешняя сторона городской жизни с ненавистными населению белогвардейцами, официальными учреждениями, с накипью ошалелых спекулянтов и дельцов ни в какой мере не отражала подлинного лица города, общественно-политических настроений основного населения Владивостока — трудящихся.