Игорь Гагин - Мне приснилось детство

Однажды я залез в шифоньер, не помню зачем, и на одной из полок, под аккуратно сложенным бельем, обнаружил тоненькую стопочку денежных купюр. Было там несколько синеньких пятирублевых бумажек – семейный «загашник». Хотел положить все на место, но вдруг представил вожделенную игру. «Может мама и не заметит, если я возьму пять рублей», – размышлял я. – «Скажу, что нашел и куплю, наконец-то, «футбол»».

Изрядно помяв пятирублевку, и даже надорвав ее в двух-трех местах, чтобы придать потрёпанно-устаревший вид, побежал на улицу. Во дворе встретил Мишку. «А дай-ка я его надую!» – сквозанула шальная и дурная мысль. Мы пошли к гаражам, где трактор, расчищая от снега дорогу, оставил на обочинах огромные снежные кучи. В одной из таких снежных куч мы выкопали довольно внушительную пещеру. Получился снежный «штаб», в который в данный момент и направлялись. Мишка немножко отстал, занявшись своим валенком, а я, пройдя немного вперед, вдруг заорал:

– Мишка, я пятерку нашел!!!

– Какую пятерку?

– Бумажную, какую еще!

Забыв про валенок, мой друг быстро оказался рядом. Мишка в то время страстно собирал деньги. Экономил на пирожках, лимонаде, складывая врученные ему родителями копейки в кубышку. Как-то он передо мной ею тряс, дико радуясь тяжелому громыханию собранного «сокровища». И вот сейчас, горящими глазами он созерцал «найденные» мною деньги. Он начал разбивать ногами комья снега, разгребать его руками. А я, с плохо скрываемым смехом, наблюдал за его поисковой работой.

– Может, это какой пьяный потерял? – врал я, размахивая драгоценной бумажкой.

– Слушай, давай делить: мне три, а тебе остальное, – вдруг предложил он.

– Что? – вытаращив от удивления глаза, переспросил я.

– Ну, зачем они тебе? А я собираю, ты ведь знаешь.

– Нет, что ты! Мне они не меньше твоего нужны.

– Значит, не дашь?! – глаза его сузились и стали злыми. – А ещё друг, называется!

– Нет, не дам.

– Ну и подавись своей драной пятеркой! – сквозь зубы процедил он и, отвернувшись, пошел к серевшему сквозь деревья дому.

– Я для футбола! – крикнул я.

Мишка не обернулся. Я тогда не совсем соображал, что произошло. Махнув рукой, побежал домой, рассказывать маме о находке, а потом, как надеялся, покупать игру. Дома меня уже ждали.

– Мама, я пять рублей нашел! – похвастался я.

– Дай-ка, посмотрю.

Она тут же ушла в спальню, где стоял шифоньер, через минуту-две появилась. Такой сердитой я её еще никогда не видел.

– Ну, рассказывай, как до этого додумался и дошел до воровства.

Дальнейшее опускаю. Было плохо. Физически не наказывали, зато моральное наказание было внушительным. Кроме долгой беседы, сначала с мамой, потом с папой, я был лишен, и довольно надолго, многих детских прелестей жизни, как то: десерта в виде и так не очень частого мороженого и лимонада, походов в «Дом офицеров» для просмотра мультсборников и кинофильмов. Ну и, наиболее страшное из этой серии, гулянья, когда захочу.

Мишка тогда очень сильно обиделся. Только месяца через два помирились, и то очень не просто. Впоследствии он говорил, что был сущим обезумевшим придурком, наподобие искателей золота из рассказов Джека Лондона. Я также признал свою неправоту. Дошел до воровства, да еще показал его подернутым денежной лихорадкой глазам уворованную купюру. Пришли к заключению, что мы оба попали под какое-то колдовство, проявив себя с самой, что ни на есть, отвратительной стороны.

Закадычными друзьями мы оставались всегда, как бы не разносила судьба. Нас объединяли одни увлечения, одни интересы и одна многолетняя игра в индейцев. Даже не игра, а образ жизни, определивший обоюдное восприятие окружающего нас мира.

Сейчас, стоя у окошка с раскрытой «Зоологией» в руках, как я не был рад его видеть, плачущим голосом попросил отстать от меня до следующего переменки.

– Мишка, задницей чую, спросят! Не успеваю повторить!

– Ладно, зубри, потом расскажу свою грандиозную идею.

Прозвенел звонок, сильнее прежнего зашумела школа и, через мгновение, всё стихло. Начался очередной урок, который тянется неимоверно долго, когда есть шанс получить двойку. Время на уроке всегда ползёт, если ты осознаёшь, что тебя вот-вот вызовут к доске, но, по какой-то причине, это не происходит.

На перемене сам отыскал Мишку.

– Что за идея посетила твою умудрённую голову?

– Моя идея проста. Ты читаешь про индейцев, и я читаю про индейцев. Давай построим в лесу вигвам и соберем своё племя?

– Ооооо! Это самая мудрая идея, которая когда-либо рождалась в твоей голове! – засмеялся я.

Мой друг, Миша Родин и я

– Надо где-то брезент достать для вигвама. Ты говорил, что у вас был шалаш, и вы с Юркой Зуевым спрятали покрывавшие его куски брезента.

– Это верно, но надо для начала с Юркой поговорить, а то нехорошо получится.

– Поговори. В воскресенье пойдем искать место для лагеря.

Юрка не возражал, но пойти с нами по каким-то причинам он тогда не смог.

Первая неделя марта. Уже по-весеннему греет солнце. Ярко-белые сугробы ослепительно сверкают, ветки деревьев укутаны шапками и шубками снега. Мишка уверенно их раздвигает, осыпаемый снежной порошей. Намёл напоследок Морозко, в месяц не растает! Сплошной стеной стоит ельник. Мой друг нерешительно остановился.

– Свернём?

– Давай прямо.

Поежившись, Мишка поглубже натянул на лоб шапку, поднял воротник и ступил под ёлки, на колючих ветвях которых висели огромные кипенно-белые хлопья. Они срываются от малейшего прикосновения и беззвучно падают в сугробы.

Настоящими дедами-морозами мы вышли на большую поляну. Чуть левее внушительный бугорок. Под ним город муравьев. Здесь летом кипит жизнь, и снуют миллионы неутомимых тружеников.

– Надоело бродить, давай здесь остановимся, – взмолился Мишка, стряхивая с плеч снег.

Я придирчиво осмотрел поляну.

– Слишком велика.

– Ну и что? Большому куску рот радуется!

– Как-то не очень уютно. Пошастаем еще немного.

– Только иди теперь ты вперед, я малость притомился.

Поглубже натянув ушанку, я храбро шагнул под сень укутанных снегом ветвей, тут же чуть ли не по пояс утонув в сугробе. Идти первым через снежные заносы намного сложнее. Пришлось продираться сквозь ветви и принимать на себя весь снегопад. Так мы тащились минут десять, огибая завалы и старательно уклоняясь от больно хлеставших по рукам и лицу веток. Ускоряемся навстречу долгожданному просвету между елями. Напоследок получив по щеке еловой веткой, выхожу на аккуратную полянку. Прямо перед глазами толстенный дуб, застывший в своей гордой величественности. Тут же окрестили его «священным деревом могикан». Левее – другой. Ствол его делал лукообразную дугу и только две толстые ветви отходили вверх. Третий дуб был наклонен в южную сторону под углом в тридцать градусов. На высоте шести метров он молнией устремлялся ввысь и там разветвлялся. Вся поляна окружена плотной стеной ёлок.