Александр Радковский - Стихи. Воспоминания об Арсении Тарковском, Марке Рихтермане

О, сколько в небесах мертвящей белой пряжи!

…Возьми, возьми, возьми из рук моих птенца…

Затем мы оказались в феврале —
В прозрачном, но и в призрачном тепле,
Под сенью трёх берёз заиндевелых,
Среди сугробов голубых и белых…

Да, был февраль… И было воскресенье.
И прихожане к храму Вознесенья
Неспешно проходили мимо нас.
Звон колокольный, словно пламень, гас,
Но разгорался неба пламень синий
И чисто шелестел, как над пустыней.
Снежинка, проскользнув между ветвей,
Текла слезинкой по щеке твоей…

Да, был февраль…
За что же столько боли?
И снег – не снег, а мотылёчки моли
От ветхих отрываются небес
И падают на оголённый лес…

Тьма мотыльков…
(Нам не видать друг друга…)
И ветхая, дырявая дерюга…

Покорми воробьёв…
Накроши им хорошего хлеба
На холодный асфальт, где скрипит под подошвой листва…
Я люблю этих птиц, не видавших далёкого неба,
Не умеющих жить, говорящих простые слова.

Покорми воробьёв… Пусть клюют лихорадочно крошки
И из луночек кротко водицу студёную пьют.
Я люблю этих птиц, не умеющих жить понарошку,
Их простые слова, их пронизанный ветром уют.

Их гоняют свистки… В них швыряют со злобой камнями.
Вот кровинка сверкнула на слабом, повисшем крыле…
Я люблю этих птиц, что всегда и во всём вместе с нами
На холодной, на плоской, пропахшей бензином земле.

Я люблю этих птиц… Мне близка их простая природа.
Вновь дождит…
Вновь с тобой пред закрытыми бродим
дверьми.
Всё дождит и дождит… Вновь плохая, больная погода…

Будь добра, покорми воробьёв, покорми…

Комнат параллелепипед —
Быта серая утроба…
Не сбежим с тобой в Египет —
Это знаем, знаем оба.

Где-то ветви сикоморы
Тенью путника спасают,
Где-то дорогие взоры
Слёз разлук и бед не знают.

Где-то важно спит младенец,
Не страшась проклятья рока,
Где-то нищий отщепенец
Ходит с посохом пророка.

Где-то, где-то, где-то, где-то
Можно выйти нам наружу…
Жалкой лампы капли света
На полу собрались в лужу.

Ночи чёрные волокна
Дом опутывают злее,
И заглядывают в окна
Фарисеи, фарисеи…

Как боязно брести по переулку
Оставленного города – как тянет
По переулку памяти бродить,
Особенно когда небесной синькой
Пронизаны травинки и булыжник
Знакомой мостовой, когда
Напротив за детсадовской оградой
Шуршит река прозрачной чешуёй.
Калиткой скрипнув,
Прохожу к реке.
Вон дерево корягою упёрлось
В замшелый берег – волны бьют о ветви —
Как будто бы, на четвереньки встав,
Пьёт воду пересохшими губами.
Соседские мальчишки-рыболовы
Внимательно глядят на поплавки.
К ним подхожу. Здороваюсь.
– Ребята!
К вам просьба есть…
Вернее, ваша помощь
Нужна мне…
Помогите разыскать
Мальчишку одного…
Он жил вон в этом доме
На первом этаже.
Он тоже тут рыбачил.
Вот здесь сидел…
Вот здесь между корнями
Нашёл екатерининский пятак…
Вы знаете его? —
Почти кричу.
Меня ж никто не слышит.
Меня ж совсем никто не замечает.
И я ни с чем обратно ухожу.
Что испугался? Может, просто мальчик
Проспал рыбалку или заболел.
Вон дом его – зайди к нему, проведай.

О господи, как гулко отдаются
Шаги в подъезде, как в висках стучит!
Налево?
Ну конечно же, налево!
Вот дверь его… Бечёвочки обрывок.
Четыре раза дёргать или три?
Четыре… Робко дёргаю бечёвку…

Над самым ухом звякнул колокольчик.

Ещё! Ещё!
И понимаю вдруг,
Что делаю ужаснейшую глупость,
Что сам себе могу себя же выдать.

Ведь я убил!

Скорей назад… Тихонечко… Тихонько…
На цыпочках – а то ещё заметят
Из той квартиры, где идёт ремонт,
Где голоса, где клейстер пахнет кисло.

Зачем же нам носить обноски
И слово на ветер бросать?

Хотел бы палочкой на воске
Я Вам об этом написать.

Сейчас, когда от дней творенья
Нас отделяет полчаса,
И прячутся в снегу растенья,
И птиц прозрачны голоса,

Сейчас, когда ветвится небо,
И по ветвям стекает свет,
И нас не мучит запах хлеба,
И не зачитан нам Завет.

Снег не заезжен, не заслежен.

Нас согревает дым костра…

Воск на дощечке чист и нежен,
И палочка острым-остра.

Не пугайся, не пугайся… Это – осень, понимаешь?
Это – осень, это осень спичкой чиркает опять…
Деревам гореть не больно. Так зачем себя пугаешь?
Деревам гореть не больно – это так легко понять.

Жёлтый, розовый, багровый пламень каплет на дорогу,
Каплет пламень нам на плечи, на скамейки, на трамвай…
Вот и год почти что прожит… Все мы живы, слава богу.
Не пугайся, не пугайся и глаза не закрывай.

Жёлтый, розовый, багровый в беспорядке друг за другом,
В нашей роще над рекою листья падают с ветвей…
Деревам гореть не больно. Не смотри вокруг с испугом:
Это – осень, это осень спичкой чиркает своей.

Это осень, это осень… Там, где встретились когда-то,
Тополь шепчет поминанья над обугленным ручьём.
Ну а если даже больно, ты – почти не виновата.
Даже если очень больно, ты – почти что ни при чём.

…И времени в обрез…
И слов осталось мало,
Которые, молясь, промолвлю напоследок…
Я жизнь свою сломал? Она меня сломала?
Но всё же – хорошо среди намокших веток.

Особенно теперь, когда зажёг сирени
Лес памяти моей над невскою водою…
Трамвайные звонки… Замшелые ступени…
И тянет от воды студёною бедою.

Стекают по виску две капельки горящих,
Пускай сильнее жгут – их не смахну рукою:
Я здесь – ещё до слов, до Ваших слов горчащих —
Средь вымокших ветвей, над хладною рекою.

Я над рекой стою… А в лес войти не смею —
Нет, вовсе не боюсь, но – слишком много света…
Я всё ещё могу… Я всё ещё умею…
……………………………………………
Вот только отчего Вам говорю всё это?