Ольга Мочалова - Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

Был стыд и страх, тоска подвальная,
Уклончивость русальих снов,
Привычкой ставшее отчаянье,
Был вдохновенья темный зов.

Я тему в тьме искала совести,
В дымящем пламени к тебе,
В полях, достойных страшной повести,
В моей испорченной судьбе —

Всю эту быль недостоверную,
Где так условна власть и честь,
Где рядом с жалостью безмерною
Яд сладострастия и лесть —

Направить в путь стихом размеренным
В надежде нежных берегов,
Чтоб выплыть лебедем уверенным
По синей влаге вольных строф!

В моей мастерской появились этюды мальчишек,
Носителей сорного ветра московских дворов.
Куда подевать мне грозный излишек
Разбойных улыбок и низких лбов?

О матери вспомнят они — для загибистой брани.
Им буфер трамвайный — конек-горбунок.
Махорка — им пища. И вряд ли кто вправе
Сказать полюбовно такому — «сынок».

Клеймят преступлением милые, нежные вещи,
Сам солнечный свет и само тепло,
Морозная серость и дождь бесконечный
Соседнее к ним образует пятно.

Они покусились на ручку дверную,
Посеяли щедро в округе словцо,
Переключаясь в систему иную,
Напрасно имеют глаза и лицо.

Безграмотность их — тысячеверстна.
Но, подменяя свистом вздох,
Они неспроста, хотя и так просто,
Пихаясь, толпятся на грани эпох.

Жизнь говорит:
«Встань в ряд
Унылых женщин, как вода осенняя.
Твой облетелый, выцветший наряд —
Тебя самой всецело выраженье.

Твоя дорога — тусклый коридор,
Надтреснутый каблук по каменному полу.
Не сетуй. Покорись. Не спорь.
И можешь постараться быть веселой.

В таких местах попробуешь найти
Ты сострадание попутного народа?
Поможет всяк с бесплодного пути
Пинком в могилу проводить урода!

Пенсионер, кассирша, хулиган —
Всех
соберу в моей дурной столовой!
Всех
засосет ползучий мой туман!
Всех
смертью накормлю не посоленной!»

Дня серая ночь. Отъезд.
Сентябрь — в июньском-то воздухе!
Докучные ряби сует
В погоне за летним отдыхом.
Вокзалы. У всех на устах
Потертая ругань готовая.
Люди в очередях,
Ничем никому не новые.
Ах, вещи нет такой,
Такой исцелительной свежести
Перед скопленьем толпы
С ее ломовым невежеством!
В холодных промокших пальто
Больны все мы русской ненужностью,
И только пьяный — родной
В тисках сердитой недружности.
В окне замелькали поля,
Домишки железнодорожные,
И зацепила тоска
Еще острее, острожнее!
В проходе калека запел
С наглой заученной липкостью,
Что шапкой-де птицу поймал,
Да не заметил, как выпустил…
Сорвался с верхушки мешок,
Чуть не закончившись дракою —
Ребенок опередил
Меня в желании плакать…

С такой случилось простотой,
Почти что без предупрежденья,
Стран в беспрепятственный простор
Неслыханное обобщенье!
Все затрудненья обойдя,
Свет распускается не жаркий.
О, как навек вместить в себя
Любви воздушные подарки!
Нет, не огонь и не вода,
И не взволнованное тело —
Люблю в любви одно всегда —
Что с воздухом имеешь дело!
Пилот любви в высокий час
Владеет, как никто, пространством.
Тем радостнее, возвратясь
В свой прежний дом из легких
странствий,
Как птица! С жизнью подружась
Возможностью светло-безумной,
Я с новой силой погружусь
В обычай суетный и шумный!

Я пред тобой не утаю
Насущный, друг мой, свет и хлеб,
Не позабытую мечту —
Зазывы водяных утех!

Оставив совесть берегам,
Теряя память в глубине,
Приблизить мокрый блеск губам,
Скользить, колеблясь на волне!

Я пред тобой не утаю,
Пускай восторг мой нищ и прост,
Пускай я в жизнь не врасту,
Но я люблю русалий хвост!
О, вольный замысел игры:
Спиной лечь к страшным небесам
И в ожерелье быстрых брызг
Бесчувственною стать скорбям!

Когда мы изменились, закипая,
Единым зрением стал долгий поцелуй,
Туманность млечную в пространстве
созерцая,
Небес пустынных целину.
Вот это все. Мы большего не знаем
Ни вместе, друг, ни порознь. Одни
От встреч до встреч плывем и
голодаем,
Как небеса пустынны и бедны.

Так вот и не случилось нам с тобою
Уйти от прокаженной тьмы:
Заразной нечистью людскою —
Разлукой заболели мы.

Не удалось, не удалось спасенье
Той невесомости начальных встреч,
В озерах рядом наши отраженья
Не удалось, не удалось сберечь!

О, никому — на ветер, на скитанье —
Длинно печальные стихи мои.
Осенний дождь бессмысленного желанья:
Пойми, пойми, пойми, пойми, пойми…

Время, выветри боль,
Остуди пыланье, срок!
Даль, повернуть позволь
Дикий разбег дорог!

Уплыла зеленая ветвь
По неприветной волне.
Палке сухой не расцвесть.
Он не вернется ко мне.

Переименовала свет,
Включила в тесный круг запретов,
И отказалась от ответов,
В свой безымянный бросив склеп.

Так без вести пропала я,
Но и без сожаленья тоже.
Любовь отметила меня
Касанием ни с чем не схожим.

Остановился бег минут.
С тех пор одно меня волнует:
Разбит кувшин, а все бегут,
Бегут, бегут и шепчут струи…

Как скелет сквозь редкую шкуру,
Проглядывает в смене минут
Времен колоссальная архитектура,
Смерти астрономической институт.

Но любовный пыл постоянства
Там не разомкнут —
В междузвездном пространстве,
Как и в ночи московской, тут.

В трамвае плакать можно,
Мокрые пряча глаза.
В трамвае плакать можно,
На работе плакать нельзя.

На улице плакать можно,
Не оглянется никто.
На улице плакать можно
В воротник пальто.

Можно плакать на вокзале —
Шляпу на глаза,
Чтобы по имени не назвали.
На работе плакать нельзя.

Не закричав, не охнув,
Среди угрожающих дней
Отделайся насморком легким
В глазах мимолетных людей.