Рустам Мамин - Память сердца

Им сообщают: «Представитель своим ходом на лодке с мотором вышел в Арку. Ждите. Днями будет у вас». Вот этот-то перерыв – «днями» – и используют живенько, чтобы запастись слегка рыбкой. А потом…

На реке аврал! Все сети убрали и унесли сушить – к приезду представителя рыбнадзора они должны быть первозданно сухими, нетронутыми!

Столы, стулья отнесли в сторонку. На берегу всё убрали. Не оставили ни одной чешуйки! – посему ждали представителя.

Появился «долгожданный» чиновник – опухший, изъеденный таежной живностью. Грянул духовой оркестр из трех «музыкантов»: один мужик с трубой, другой с барабаном, третий – с бубном; оказывается, представителя всегда встречают с музыкой.

Расставили столы, вынесли транспаранты. Выкликнули по фамилиям членов комиссии из передовиков и приступили к официальному лову. Да, кстати!.. Опухшее лицо представителя протерли коньяком. Остатки он с кем-то из рыбаков, не медля ни секунды, «принял на грудь». Кузьма Александрович, сославшись на сердце, отказался.

Раздали строго по пять рыбин и быстренько закончили всю процедуру. Составили акты, подписали. Сфотографировались на память. И пошли на торжественный обед – с коньяком. В тех краях потребляют только коньяк; водку, говорят, невыгодно завозить в такую даль.

Вечером проводили представителя. Подарили ему банку икры: в пол-литровой емкости граммов четыреста – для жены. Знай наших, мы не браконьерствуем! Представитель рыбнадзора был доволен.

А наутро открылся сезон икры! Вот уж и торжество, и праздник. И разгульность, и широта совхозной – советской натуры! Ловили, сколько хотели! Раздавали по десять рыб, тут же на берегу потрошили в ведра икру, а рыбу бросали в реку: «Малькам! Им тоже надо кушать!» Однако эвенки, я заметил, поступали наоборот: икру выбрасывали в реку, а рыбу забирали.

И продолжалось это буйство – до первого снега.

Ну вот. Рыбой все обеспечены, и по закону, и по справедливости. Председателю Полоротову телефонограммой объявлена благодарность за оперативность: управились-то за несколько часов и освободили представителя рыбнадзора для других текущих дел!

В один из дней (я уже трудился над режиссерским сценарием) Алина пришла в будку к начальнику аэродрома и пригласила меня на охоту:

– Учитель Дмитрий Федорович идет на моторной лодке вниз по течению пострелять уток, он согласился взять меня и вас, Рустам Бекарович. С собой брать ничего не нужно, у него все есть. Он всегда, собираясь на охоту, берет припасов на неделю. А мы идем на день-два…

Охотник Дмитрий Федорович – одноглазый крепкий мужик лет сорока, с задубелым, в шрамах, лицом. Когда-то проворный медведь когтистой лапой успел ударить его по лицу. Тогда он и глаз потерял.

Знакомясь, охотник жесткой ладонью крепко пожал мне руку и, широко, смущенно улыбнувшись, предложил: «Зовите меня просто Дима». Я представился – Рустам. Алина, которую я называл не иначе, как Алина Кузьминична, подчеркивая свою взрослость, тут же кокетливо ввернула: «А я – просто Алина». Ну хорошо, просто Алина…

Сели в лодку. Дима дал нам зеленые пиджаки-накидки: «На реке прохладно». И мы пошли. По берегам тайга, сплошная, могучая. Высоченные кедры… Но Алина долго молчать не могла:

– Кедровник!.. Сюда мы на лодках семьями приходим за орехами. Чуть дальше, в глубине тайги, растут малорослые кедрачи. Они не выше человеческого роста, с них удобно собирать. Ходишь вокруг дерева и снимаешь шишки. Но одним ходить опасно: медведей много. А чтоб с ними сладить, нужен не один стрелок. Сколько мужиков у нас в Арке покалечено. Охотников!..

Минут через сорок Алина снова встрепенулась:

– По-моему, на берегу кто-то сидит!

Пока я искал где, одноглазый Дима спокойно заявил:

– Это медведь. Мы сейчас поближе подойдем.

Алина, как завзятая охотница, советует:

– Зря. Испугаем его!

Но Дима не соглашается:

– Река шумит. Мы с подветренной стороны подойдем, он нас и не услышит. И поглядим, что он там делает. Смотрите! Медведь молодой, не осторожничает. Он, наверно, рыбу ловит…

Дима подвел лодку почти вплотную к поваленному в реку дереву, за ним нас медведю не видно, а он у нас на виду. Сидит на берегу, ну прямо как человек! Задние лапы в воде, а правой передней лапой смачно бьет по воде. Вытаскивает – в лапе рыба килограмма на два-три, такую на днях совхозники ловили! Мишка заносит лапу с рыбой назад, слегка приподнимается, кладет улов себе под задницу… А рыбка – бултых! – и в воду! Медведь или не видит, или играет. Опять сильно шлепает по воде, в лапе опять рыба. Кладет за спину, и опять рыба плюхается в реку!

– Медведь молодой. Играет! Стрелять ни к чему, сейчас рыбой надо заниматься. Смородиной, орехами. Не до медведя. Пусть подрастет…

И мы поплыли дальше. Дима поясняет:

– Сейчас, за поворотом, в тиши – утки место облюбовали. Там поохотимся. Мы опять – со стороны реки, а ветер – от них. Нас не сразу учуют…

Мы тихо повернули и, идя без мотора, вышли из-за поворота.

На воде больше десятка уток. Река несет лодку к ним. Дима держит ружье у плеча, прицеливается. Мне походя командует:

– Берите весла! Приготовьтесь!..

И выстрелил! Стая мгновенно взмыла в воздух. Дима кричит:

– Давай! Греби быстрей!..

На воде барахтаются, бьют крыльями подранки. Подплываем, успеваем вытащить из воды трех. А два подранка вдруг тяжело отрываются от воды и низко-низко летят к кустам. Дима расстроился:

– Мне, дураку, надо было сперва объяснить суть охоты. А я… Потеряли двух уток!

Оказывается, у него заряд – рассеивающий, он глушит по многу уток сразу.

– Надо быстрей собирать, иначе улетят. Хорошо, если только контужены, а бывает, улетит и там, в кустах, погибает. Без охотничьей собаки их не достать…

Он врубил мотор, и мы пошли дальше. Алина предложила выйти на берег, прогуляться, показать мне тайгу. Вышли. Она почти сразу подняла тревогу:

– Тут следы какие-то свежие!

Дима пошел посмотреть и быстро вернулся:

– Это медведь, матерый! Только что прошел, может вернуться. Быстрей в лодку!..

Поплыли дальше. Уток больше не встретили. А на обратном пути видели матерого медведя. Он стоял там, где мы собирались прогуляться, и провожал нас, как показалось, тяжелым суровым взглядом. Пока мы не завернули…

Дима пригласил нас на жареную утку по-охотничьи: без всяких приправ – чистый аромат настоящей дичи:

– Зажарю всех! Чтоб в памяти надолго оставались и вкус, и охота…

Жена Димы Ася положила мне и Алине по целой утке – поджаренной, с хрустящей румяной корочкой. Дима поднял стопку, приготовился произнести тост…

Мне же не терпелось впервые в жизни попробовать вкус жареной дикой утки. Московские утки – из магазина – почти не отличаются от куриного мяса. А я помнил и помню вкус деревенских уток и гусей. Ася сказала: