Грэм Робб - Жизнь Бальзака

Несмотря на то что романы Бальзака хорошо продавались, некоторые расходились в тот день, когда выходили в свет, в мае 1837 г. Верде пришлось объявить себя банкротом. Бальзак вынужден был уплатить в срок по векселям, которые он подписывал, – 13 тысяч франков, на что пошел аванс, полученный от другого издателя. Он снова поклялся больше не обманываться. Заранее угадав, что Верде обвинит его в эксплуатации, он пытался обвинить Верде в нечестности: «Я пожертвовал ради него всем, а теперь он пытается меня прикончить и отказывается действовать в наших общих интересах». «Я составил мнение о нем за три месяца… и надеялся, что он все же последует моему совету; но нет, у него тело ребенка, а голова набита капустой вместо мозгов. Вдобавок он упрям как мул. И у него роковая привычка говорить “да”, а затем делать прямо противоположное или забывать, что он обещал» 752. Обанкротившись во второй раз в 1845 г. и по-прежнему обвиняя во всем «магнетические лучи» Бальзака, Верде стал коммивояжером. Он работал до тех пор, пока не стал калекой после несчастного случая. Он потерял зрение, жену и все, чем он владел, и влачил жалкое существование, клевеща на «своего любимого автора» – «мое солнце, мою счастливую звезду, моего интеллектуального Юпитера» 753. Еще одно крушение на пути Бальзака к славе – но крушение самоубийственное.

Крах «Хроники» и банкротство Верде превратили Бальзака в затравленного зверя и убедили его в необходимости отпуска. На помощь пришла Сара Висконти. В середине 1836 г. страсть к ней Бальзака перешла в дружбу. «Итак, поскольку мадам Висконти очень остроумна, очень впечатлительна и полна свежих новых идей, г-н де Бальзак, будучи сам человеком превосходным, наслаждается беседами с ней, а поскольку он много написал и пишет даже сейчас, он часто заимствует у нее оригинальные идеи, которые есть у нее всегда» 754. По стечению обстоятельств в то время умерла мать графа Висконти, и возникли проблемы с наследством. Сара очень тактично поручила «Балли» защищать интересы графа в Италии. Бальзак с радостью ухватился за такую возможность. Снабженный аккредитивом от барона Ротшильда, он вечером 25 июля сел в карету и через пять дней прибыл в Турин, где ему предстояло провести две недели. Туринское общество приняло его с восторгом, а графиня Сансеверино, еще одна знакомая по австрийскому посольству, ввела его в лучшие дома 755.

Как обычно, во время кризиса жизнь Бальзака разрешилась любовным романом. Жюль Сандо познакомил его с молодой женщиной из Лиможа по имени Каролина Марбути 756. Выйдя из-под «отцовского давления и попав под гнет мужа» (ее отец был магистратом, а муж – клерком в лиможском суде), Каролина приехала в Париж в поисках литературной славы. Она написала два рассказа для «Хроники» Бальзака. Бальзак называл ее «бедным очаровательным созданием, приговоренным к жизни в холодных пределах домашнего хозяйства». По его отзывам, она была «порядочной, добродетельной женщиной» 757. Однако добродетель не помешала ей отдать дочерей в школу-интернат, одеться мужчиной и сопровождать Бальзака в Италию, где ее по ошибке принимали за Жорж Санд, что ее очень веселило. Позже она писала о безнадежной попытке обрести счастье в обществе, где «мужчины ставят женщин в самое трудное положение, а затем отказываются признать в них равных себе» 758. Ее феминистское творчество, даже с биографической точки зрения, куда интереснее, чем часто цитируемые старческие воспоминания о путешествиях с Бальзаком, якобы продиктованные его бесплотным духом, когда ей исполнилось семьдесят восемь лет. Большой знаток женщин близко подошел к тому, чтобы стать идеальным мужчиной. Он не был ни деспотом, ни мещанином, хотя, разумеется, не был и идеальным мужем: его так переполняли замыслы будущего для других, что «полагаться на него можно было только в настоящем времени ». «Бальзака, – признавалась Каролина близкой родственнице, – больше всего заботят его собственные идеи, и не очень приятные. Но в нем столько силы и интеллектуальной мощи, столько превосходства во всем его существе, что он кажется настоящим красавцем. Физически он совсем непривлекателен, хотя его голова весьма выразительна и необычна» 759. «Сумею ли я сдержаться? Вот в чем вопрос. Для него любовь непременно форма физического упражнения, а помимо этого, вся его жизнь посвящена работе… Я перевернула свою жизнь наизнанку; хуже, чем сейчас, уже быть не может» 760. «Она возложила ответственность за свою эскападу на меня, – говорил Бальзак знакомым, принимавшим его в Турине, – так как ей известно: я настолько охвачен всепоглощающей страстью, что не знаю, существуют ли женщины» 761. После той поездки они почти не встречались, но, судя по всему, страсти в их отношениях хватало, потому что Бальзак специально затягивал возвращение из Турина. Туда доехали за пять дней; обратно – за десять. Они пересекли Симплонский перевал и с роскошью побездельничали в Швейцарии – Женевское озеро, Лозанна и (дань Эвелине) святые места: гостиница «Арка» и вилла Диодати. Странным было то сентиментальное путешествие, в котором переплелись жизнь Бальзака и его романы. Вернувшись к «жизни литературного заключенного», он заметил «любопытный эффект»: «Иногда мне кажется, что все было сном, и я гадаю, в самом ли деле существует Турин» 762.

Бальзак изголодался по светской жизни, свободной от профессиональных забот. Важное обстоятельство: он больше не хотел путешествовать один. Он тосковал по «забавам». Итальянское общество порадовало его, так как в нем он нашел очарование без притворства: «секретаря»-трансвеститку ни за что не приняли бы в парижских салонах. Впоследствии он изменит свое отношение к Италии, особенно после второго визита туда в 1837 г., когда выпустили памфлет, обвинявший писателя, чьи романы начали появляться в переводах на итальянский с начала 1830-х гг. 763, в том, что он изображает всех итальянцев предателями родины и прелюбодеями 764. Повесть «Массимилла Дони» (Massimilla Doni, 1837) – восхваление мира, где «всякой страсти находится предлог» 765и где «утро проходит с любовью, вечер с музыкой» и – вежливое признание – «ночь во сне» 766.

Лишь в феврале 1837 г. Бальзак сумел вновь посетить страну, которую так полюбил. По возвращении его ждала весть о смерти Лоры де Берни. Траур наконец заставил его последовать советам врача: «Я уступил и проспал от пятнадцати до восемнадцати часов три дня кряду». Время для сна было выбрано наихудшее. Его «плавающий долг» достиг суммы в 151 тысячу 514 франков (в нынешнем эквиваленте около 455 тысяч фунтов), из которых всего 40 тысяч были «безопасным» долгом перед родственниками и друзьями. Слухи о том, что его вот-вот бросят в долговую тюрьму, «заморозили» его кредит; и, как он часто замечает, не было субсидий от правительства, на которые можно было надеяться, так как правительство «боялось, что его одурачат умные люди – как будто можно долго симулировать гениальность» 767.