Абрам Рейтблат - Фаддей Венедиктович Булгарин: идеолог, журналист, консультант секретной полиции. Статьи и материалы

Не имея возможности застать Дубельта, я просил его назначить мне день и час, чтобы я мог потолковать с ним, и еще не получил ответа.

Алеша писал ко мне из Берлина: он восхищается своим странствием более нежели когда-нибудь.

Благодарю за внимание ко мне Туна. Я с удовольствием сделал добро его милой дочери. Что касается до дружеского совета кокнуть Мальвину, я им не воспользуюсь. Если б я и мог решиться на увивание вокруг нее, для получения чего-то, то совестно было бы воспользоваться женскою слабостью: сделаешь брюхо – что тогда? Это не французская разорви, с которою разделаешься деньгами. Да к тому она худенька, а я люблю баб или в сущем эфире – для болтовни, или в телесах – для практики.

Посылаю запрос нашего финляндского Сюлли 2и прошу о решении.

Газеты, по прочтении, отдаю Зотову 3.

Работы по «Пчеле» идут исправно, и меня не обременяли, но я, не знаю отчего, сам ничего писать не могу.

Мне душно здесь: в Париж хочу! 4

A propos de Paris! 5По обыкновенной и всему свету известной аккуратности наших посольств, посылка, отправленная мной в феврале, пришла сюда 3 июня. Посылаю письмо, написанное мною к тебе, лучше поздно, нежели никогда.

Прощай, будь здрав!

Твой Греч

ИРЛИ. Ф. 623. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 7.

1Жена Булгарина родила дочь.

2Герцог Максимильен де Бетюн Сюлли (1560–1641), министр финансов французского короля Генриха IV, стремился заинтересовать дворянство в предпринимательстве и вывозе сельскохозяйственных продуктов. Он существенно укрепил финансы страны и ликвидировал значительную часть государственного долга. Кого Греч называет «нашим финляндским Сюлли», установить не удалось.

3Р.М. Зотов с 1842 по 1858 г. сотрудничал в «Северной пчеле» (писал театральные рецензии, переводил для раздела «Смесь» и т. д.). См. публикацию писем Ф.В. Булгарина к Р.М. Зотову в данном издании.

4Греч обыгрывает строку «мне душно здесь… я в лес хочу…» из «Братьев-разбойников» А.С. Пушкина. Ср. в стихотворном памфлете Н.И. Куликова «Братья-журналисты» (1843) на Греча и Булгарина, где о Грече говорится: «Он трусил всех, твердя всечасно: // Мне стыдно здесь… в Париж хочу!» (цит. по: Вольная русская поэзия XVIII–XIX века. Л., 1970. С. 609).

5Кстати о Париже! ( фр .).

Любезнейший Фаддей!

Вчера был у меня Л.В. Д[убельт], и мы толковали с ним о нашем деле. Он не получил удовлетворительного ответа от графа О[рлова], потому что дело представилось за несколько дней до отъезда 1, и они были в хлопотах, но уверен, что будет говорить и говорить, доколе не сделает. Между тем дал он мне знать, что мы напрасно назначили сбор в пользу приюта и что лучше было бы назначить его в пользу детской больницы 2. Я отвечал, что для нас это все равно и что мы просим изменить это в записке о нашей просьбе. Кажется, это ему понравилось, и он повторил, что будет всячески стараться об этом, лишь только [граф Орлов] воротится из Лондона, что, вероятно, последует на сих днях.

Вот все! Нового ничего нет. Желаю тебе всех благ, Елене Ивановне – скорого выздоровления, а Aniéлe (так! – А.Р .) преуспеяния в славе, мудрости и красоте.

Твой Греч

ИРЛИ. Ф. 623. Оп. 1. Ед. хр. 4. Л. 1.

1А.Ф. Орлов сопровождал Николая I в поездке в Лондон (они выехали из Петербурга в ночь с 9 на 10 мая и вернулись 7 июня).

2С 1843 г. Дубельт состоял попечителем С. – Петербургской детской больницы (см.: Видок Фиглярин. С. 463).

Любезнейший Николай Иванович!

Проклятые пароходы (выдумка сатаны) убили сухопутные сообщения, и наш рижский дилижанс в два срока не ходил, за неимением пассажиров, потому что Берд 1завел пароходы, которые садятся на мель и морят немцев голодом. Наконец, 18 июня, в четверг, пойдет отсюда дилижанс, и в субботу вечером или в воскресенье утром будет в Петербурге. Пошли Кузнецова в контору рижских дилижансов, в дом Калгина 2, откуда выезжал я. С этим дилижансом я выслал пакет, в котором находятся статьи для перевода для Зотова и Турунова 3, твои брошюры и моя статья , прелюбопытное извлечение из тайных ящиков Густава III шведского 4. Чрез почту посылать та же медленность. Принимают письма в почтамте ежедневно для надувания православных, а я письмо твое, писанное 9 июня, получил только 14 июня – между тем как почта идет 24 часа. Кто отдает письмо в почтамт после 2 часов – платит вдвое , а письмо все же остается до следующей почты ! Вот-те и совесть! Во всем мошенничество: point de bonne foi 5.

На это письмо должен я отвечать тебе пообстоятельнее. Не предвидя, что ты мне напишешь о наших людях – я уже высказал тебе мнение мое на этот счет, в прошлом моем письме.

Довольно одного Уварова, чтоб Петербург был для меня адом – а присовокупи к этому целое стадо чиновников, которые ничего не знают, кроме: « Получил-с, не получил-с! » – Могила!

На счет моего приезда – разбери мое положение! К жене моей, моему созданию – я привязан более, нежели к жизни. Она ужасно слаба – младенец едва дышит, надобно непременно отнять его от материнской груди, потому что у матери начинает болеть грудь. Бог знает, чем все это может кончиться, и мне оставить в таком положении жену и семью! Даже и в военное время, на этот случай, Наполеон выслал бы человека из армии домой! Танта сама едва на ногах. Она ужасно ослабела после своей болезни. Я должен обо всем хлопотать и за всем смотреть. Не говорю уже о постройках. Половину того, что без меня настроили, я должен был переменить. Здешние чухно-немцы ужасно скупы и бестолковы. Это главная черта их характера. Все пропадет без толку. Но все это ничего, если б не болезнь жены и не ужасная перспектива в будущем! Не могу теперь приехать, решительно не могу – без тяжкого преступления противу Бога, людей и природы!

Впрочем, для дела о объявлениях я вовсе не нужен в Петербурге. Я написал письмо к Б[енкендорфу] – где вычислил смело мои права на некуюмилость и составил записку для извлечения из нее доклада. Письмо и записку – прочел я сам Д[убельту], который обещал помогать. Дело должно идти чрез графа О[рлова]. – Ты же говорил мне, что он меня вовсе не знает и почитает каким-то польским конфедератом времен Пулавского 6или наполеоновским наездником. Я отроду не бывал у него и говорил с ним только мимоходом . Как я могу явиться к нему? Ты же, напротив, в близких сношениях с ним и можешь не только просить его, но даже говорить с ним откровенно. Я уже все сделал, что только мог ; остается тебе исполнить, что только в твоей власти, а если ты уже просил Д[убельта], то только стоит настоятельно и лично просить графа О[рлова]. Тут больше делать нечего! Если граф О[рлов] откажет – тогда уже на мне будет лежать другая обязанность – начать дело с другой стороны . – Но лучше и ближе пути нет, как чрез графа О[рлова], а к нему нет другого пути как чрез тебя ! Итак, расшевелись и притисни графа О[рлова], скажи, что мы ничего более не хочем за нашу службу! Помни – что это будет вторая «Пчела» !