Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

19-го числа я обедал у моих милых друзей Бакуниных, для меня всегда это бывало большим удовольствием, вечером поехали на спектакль к княгине Львовой – но играли плохо. Я не остался до конца и проехал на бал к Морозовым, поспел к третьей кадрили и танцевал с хозяйкой дома Зинаидой Григорьевной, мазурку с М. Ф. Якунчиковой. Было очень весело, красиво, масса цветов, я был оживлен, много танцевал и только в 5 часов утра вернулся домой.

20-го я обедал у стариков Трубецких в Кудрине, кроме меня приглашенных не было, было очень уютно и симпатично, я рад был встретиться с младшим сыном их Григорием, приехавшим из Константинополя в отпуск. Мы вспоминали с ним греко-турецкую войну, и он мне рассказал о блестящих результатах моих памятных записок, представленных мной послу о разгроме турками имений Кондо и Маврокордато.

В воскресенье, 21-го февраля, в Петербурге состоялось торжественное освящение нового здания и церкви при общине Св. Евгении, воздвигнутых трудами моей сестры – я мысленно был на этом торжестве, которое прошло трогательно и блестяще. В этот же день у великого князя был бал, на котором было очень оживленно, красиво, было много цветов из Ниццы. Благодаря большому оживлению танцы затянулись до пятого часа утра, я был в ударе и, придумывая все новые и новые фигуры, не давал покоя танцующим. Первую кадриль я танцевал с m-me Домерщиковой, женой моего товарища по полку, 2-ю – с княгиней Львовой, 3-ю – с барышней Хомяковой, удивительно милой и умненькой, 4-ю – с княгиней Трубецкой – Линой, мазурку – с m-me Хвостовой – дочерью А. Н. Унковской и котильон – с С. И. Тютчевой.

На следующий день я был дежурным, по окончании дежурства работал с управляющим Костромским имением Михалкова, а вечером был на балу у графа Орлова-Давыдова.

Воспользовавшись тем, что я был дежурным при великом князе, который тоже был на балу, я не снимал шашки и не танцевал. Но во время мазурки мне все же пришлось немного принять участие в танцах, так как графиня Клейнмихель – дочь владелицы виллы в Кореизе – просила меня посидеть с нею и поужинать вместе, она боялась, что ее пригласит кто-нибудь из незнакомых кавалеров, а она в Москве почти никого не знала. После ужина их высочества уехали с бала, и я последовал за ними.

На другое утро я поехал в консисторию, где меня страшно возмутил какой-то столоначальник, и я не выдержал и наговорил ему прямо дерзостей. Дело в том, что Иверская община хотела представить дьякона, четыре года подряд безвозмездно обучавшего сестер пению, к награде, и по этому поводу срочной бумагой запросила консисторию, не имеется ли препятствий с ее стороны. Прошло восемь дней, ответа не было, я и решился поехать лично, чтобы ускорить получение ответа. Каково же было мое удивление, когда столоначальник сказал мне, что раньше сентября ответа на нашу бумагу не будет. Когда же я, возмущенный, стал ему доказывать безобразие такой оттяжки, он мне самым невозмутимым образом сказал, что так всегда бывает, что раньше присылки бумаги надо было приехать к нему, посоветоваться как ее написать и т. д., намекая ясно, что без взятки ничего не будет.

Я ему ответил, что понимаю его намеки, но что я никогда не брал взяток и давать никому не буду, а поеду к митрополиту. Это его не смутило и он даже резко мне сказал, что я могу ездить куда угодно, ничего из этого не выйдет. Не простившись с ним, я повернулся и ушел. Вечером, в тот же день, мне сообщили из Иверской общины, что из консистории пришла бумага с надписью «срочно», что консистория не может дать согласия на награждение дьякона. Я был возмущен такой дерзостью столоначальника, пошел сейчас же к великой княгине и передал ей все произошедшее. С разрешения великой княгини я поехал к митрополиту и все ему рассказал. Он был страшно поражен, позвал своего секретаря, приказал расследовать это дело, сказал, что на другой же день бумага о неимении препятствий к награде дьякона будет прислана в общину, а что касается столоначальника, то он понесет заслуженную кару. На другой день действительно пришла вторая бумага из консистории о неимении препятствий, первую же бумагу консистория потребовала обратно.

Всю масляную неделю, каждый день, бывали вечера, во вторник был вечер с цыганами у Гагариных (Хомяковых), потом танцевали. Я протанцевал одну кадриль с М. Н. Ермоловой и уехал сейчас же после ужина, было страшно жарко, масса приглашенных, тесно и как-то томительно. На другой день, в среду, на моем дежурстве был огромный прием, по окончании которого их высочества поехали завтракать к Гагариным в их редкий по красоте особняк на Новинском бульваре. Завтракало 90 человек, я был в числе приглашенных. После завтрака танцевали. Из всех московских вечеров и балов это был самый красивый, изящный. Дом Гагариных сам по себе был настоящим музеем, среди которого были накрыты небольшие столы, с богатой сервировкой, утопавшие в цветах. Все было устроено со вкусом, уютно. В четверг из Курска приехал мой брат, я встретил его на вокзале и провел с ним почти весь день, вернулся к себе в первом часу ночи и нашел записку Гадона, что он с преображенцами Шлиттером и Комаровым в Эрмитаже и ждут меня, чтобы ехать в Стрельну, что они чествуют beau frère’а [495]Шлиттера – князя Андронникова. Из Эрмитажа на тройке поехали в Стрельну, а оттуда еще к Яру, и тут и там, по случаю масленицы, была такая сутолока, что приходилось ожидать, пока освободится столик, все было занято, лакеи сбивались с ног, мы потом раскаялись, что затеяли эту поездку.

Только в 5 часов утра я вернулся к себе, а в 7 часов надо было уже встать, чтобы к 9 часам быть на дежурстве. Несмотря на масляную неделю, просителей была масса, днем великий князь принимал митрополита. В последний день масляной folle journée провели в Нескучном. Танцы начались в 2 часа дня и продолжались до 11 часов вечера. В промежутке между 6 и 7 был обед с блинами, в 11 часов ужин с устрицами. Было очень красиво, масса было цветов, на последней мазурке раздавали подарки: кавалерам – портсигары, дамам – порткарты. Я танцевал 1-ю кадриль с С. И. Тютчевой, 2-ю – с m-lle Хомяковой, 3-ю – с m-me Шаблыкиной, 4-ю – с княгиней Урусовой, мазурку – с графиней Менгден, на котильон я дам не приглашал, так как удобнее было дирижировать без дамы. После обеда 1-ю кадриль я танцевал с m-me Иониной, 2-ю – с княгиней Львовой, мазурку – с великой княгиней. По окончании ужина состоялся разъезд, была чудная зимняя ночь, мне подали верховую лошадь, и я с наслаждением верхом, вдыхая свежий морозный воздух, после душной залы, в одном сюртуке, проехал в генерал-губернаторский дом.

На другой день наступил Великий пост, сразу прекратились все выезды, вечера, театры, наступила тишина, что было очень приятно после суеты сезона балов и обедов.