Владимир Джунковский - Воспоминания (1865–1904)

Во время моего отсутствия в Саровской пустыни Тамбовской губернии состоялось торжество открытия мощей. Св. Серафима в присутствии их величеств, великий князь с великой княгиней также были на открытии, выехав вместе с государем из Москвы 16-го июля и вернувшись тем же порядком 21-го числа, под самым трогательным впечатлением от этого торжества.

Я вернулся в Москву 2 августа и, помимо дел по попечительству трезвости, был очень занят приданым для моей опекаемой Марицы и другими приготовлениями к свадьбе. Решено было, что она после свадьбы поедет с мужем в Назарьево, а к зиме переедет на свою квартиру на Арбате, а для ее брата Володи, который пожелал продолжать жить с баронессой Врангель, подыскать другую квартиру, которую мне и удалось найти в Скатертном переулке в доме Шибаева. Предстояло устроить, таким образом, две квартиры – одну для молодых, другую для Володи.

Хлопот было масса. Благодаря баронессе Врангель и Ивану Петровичу Неклюдову, управлявшему московской конторой Михалкова, все было устроено прекрасно и вовремя. В начале августа я перевез Марицу с баронессой Врангель в Москву, а в Назарьеве стали все готовить для приема молодых после свадьбы. Весь август месяц прошел в заготовке приданого. Я составил самый подробный список всему приданому, отпечатал в нескольких экземплярах и вручил по экземпляру накануне свадьбы жениху и невесте и родителям жениха. Жениха я ознакомил со всеми делами Марицы, т. к. в виду несовершеннолетия ее – ей было 19 лет – ее муж становился ее попечителем. Мои функции прекращались.

При заказе приданого у меня произошла маленькая размолвка с моей опекаемой. При заказе столовой посуды я хотел на стаканах, рюмках и на всем стекле выгравировать ее девические инициалы, как вдруг, совершенно неожиданно для себя, встретил с ее стороны отпор… Как я ни доказывал, что всегда во всех семьях так принято, она ни за что не соглашалась. Пришлось мне ей уступить, и я заказал инициалы М. К. Оказалось, что это требование последовало под влиянием ее жениха. Мне это очень не понравилось. Впоследствии, разведясь с Кристи, она осознала свою неправоту.

Барона Бильдерлинга в Москве не было, когда я вернулся 2 августа, уезжая, он оставил мне следующее письмо:

«Дорогой Владимир Федорович!

29 июля 1903 г.

г. Москва

В Ваше отсутствие возникло дело по поводу найма помещения для лечебницы. После осмотра помещения архитектором и заключения контракта, г-н Зорин пригласил архитекторов от Листа и еще от кого-то для установки машин и приборов, причем они заявили, что по состоянию здания предполагаемая нагрузка во втором этаже представляет некоторую опасность и, во всяком случае, потребует непредвиденных по смете капитальных сооружений.

По обсуждении этого вопроса я решил нарушить контракт, чтобы оградить нас в будущем от всяких случайностей, и просил г. Зорина безотлагательно уладить это дело. Контракт был заключен на 3 года и хозяйке уплачено вперед за полгода 850 рублей – к благополучию нашему, она согласилась нарушить контракт, возвратив его нам, и принять убытки пополам, т. е. вернуть нам 1-го октября 425 рублей.

Тем временем член ревизионной комиссии г-н Перепелкин предложил нам осмотреть готовую, вполне оборудованную лечебницу на Новинском бульваре, которую сдают нам за 3000 рублей. Цена эта, хотя и превышает немного предусмотренную сметой годовую плату, но зато избавляет нас от расходов по устройству лечебницы и всяких других неожиданных сюрпризов. По просьбе моей, ревизионная комиссия с архитектором и врачами подробно осмотрит лечебницу и представит нам свое заключение.

Все это я решил собственной властью председателя, не призывая комитета, так как на это не было времени, да и не было надобности; при новом решении вопроса мы не только не выходим из сметы, но еще получаем значительное сбережение от ассигнованной для оборудования лечебницы суммы.

Таким образом, к общему благополучию, окончился этот инцидент, который подробно доложит Вам Василий Борисович.

Со своей стороны, не могу не обвинить в этом деле г-на Сероцинского, по молодости, неопытности и небрежности которого мы или могли бы нести ответственность в случае несчастья или напрасно потратили бы много денег на капитальные сооружения в чужом ветхом доме.

По замечаниям членов ревизионной комиссии и других служащих, он, видимо, недостаточно добросовестно и внимательно относится к своим обязанностям. Я потребовал его к себе и сделал ему замечание. Прошу и Вас сделать ему надлежащее внушение на будущее время.

Сегодня ознакомился с прекрасной работой г-на Апарина, совершенно согласен с его выводами. Он пришел к заключению, что с повышением прейскуранта уменьшилось число посетителей, а следовательно, и общая доходность народных домов. В наших таблицах процентная прибыль увеличилась, и в некоторых домах показано даже выше 100 %, но эти данные не верные, т. к. общая доходность понизилась. Правильнее было бы иметь графу с показанием, во что обходится каждый посетитель. Понизив тарифы, мы, несомненно, увеличим число потребителей, а тем самым увеличим доходность народных домов, которые должны, со временем, сами окупаться или по крайней мере существовать при минимальной субсидии. Это идеал, к которому мы должны стремиться.

Пожалуйста, милейший Владимир Федорович, обсудите этот важный вопрос совместно с заведующими и при участии г-на Апарина. Не могу при этом не выразить Вам мою глубокую признательность за столь полезного нам деятеля.

Сегодня уволена в отпуск г-жа Терюхина. Пожалуйста, попросите от меня генерала Кудрявцева за это время чаще навещать дома на Дорогомиловской и на Смоленском, а также оказать содействие полковнику Полякову по принятии им дома на Трубной от полковника Агаркова.

Все это время был в разъездах по лагерям; завтра уезжаю в последний объезд, чтобы закончить смотры стрельбы. 5-го августа возвращаюсь в Москву и, следовательно, скоро буду иметь удовольствие вас видеть.

Сердечно преданный Вам,

А. Бильдерлинг».

Вследствие этого письма я и приступил к обсуждению совместно с заведующими учреждениями всего материала по деятельности народных домов, собранного за время с 1-го января 1902 г. по 1-е мая 1903 года, причем руководящим указанием для этих заседаний послужило письмо председателя от 11 августа 1903 года:

«…Цель народных домов – удовлетворять насущной потребности наибольшей массы бедного рабочего люда столицы. Все должно быть исключительно подчинено требованиям, вкусам, привычкам и, главным образом, средствам этого контингента посетителей, т. е. беднейшего класса населения.

В народном доме простой рабочий должен чувствовать себя хозяином. В привычной для себя обстановке он должен найти у нас простой, незатейливый, но безупречно свежий, здоровый обед и ужин, с небольшим лишь разнообразием для воскресных и праздничных дней.