Николай Гуданец - Загадка Пушкина

Вообще в своих отношениях с николаевским режимом Пушкин, как уже говорилось, проявлял неизменную осторожность, подчас граничившую с подобострастной трусостью. А миф о беспримерном мужестве свободолюбивого поэта нередко оказывал исследователям медвежью услугу, становясь отправным пунктом для совершенно абсурдных выводов. За примерами недалеко ходить. Г. С. Глебов явно принимает желаемое за действительное, когда пишет: «В самом факте опубликования „Ариона“ можно видеть стремление Пушкина дать знать о себе друзьям-декабристам. Ведь писать им нельзя. Но газета может дойти в „каторжные норы“. Друзья узнают пушкинский стих и без подписи — „ex ungue leonem“… Узнают, что поэт „гимны прежние поет“» 80.

Эти домыслы никак не согласуются с действительностью. Известно, что И. И. Пущину, к примеру, удалось прочесть «Арион» лишь спустя 25 лет после его публикации 81.

Кроме того, как раз наоборот, стихотворения, адресованные непосредственно декабристам, Пушкин посылал с оказией, но даже не пытался опубликовать их в периодических изданиях или включить в собрание своих сочинений. Таких произведений насчитывается ровно два: «Мой первый друг, мой друг бесценный!..» (1826) и «Во глубине сибирских руд…» (1826).

Стараниями Г. С. Глебова и в свете биографических подробностей Пушкин выглядит закусившим удила бунтарем, который готов разубедить царя и тайную полицию в собственной благонадежности, а заодно расстроить помолвку с Гончаровой, лишь бы анонимно сообщить декабристам очевидную ложь о « гимнах прежних », не подкрепленную ни единой собственной строчкой. Не в силах совладать с параноидальной революционной одержимостью, поэт проявляет махровое двуличие, которое напрочь не вяжется с дворянской честью, да и с элементарной порядочностью.

А ведь именно так воспринимается публикация «Ариона», если допустить, что автор вложил в это стихотворение политический подтекст. В таком случае Пушкин избрал верный способ доказать, что он был и остался опасным вольнодумцем, что столь удручавшие его подозрения властей справедливы, и что Николая I и Бенкендорфа ему удалось беспардонно обвести вокруг пальца.

Важно разобраться в том, какими соображениями руководствовался Пушкин, публикуя «Арион» без подписи.

Попробуем найти ответ, обратившись к сравнительно недавней статье И. В. Немировского «Декабрист или сервилист? (Биографический контекст стихотворения „Арион“)» 82.

Статья обескураживает читателя с первой же фразы: «По своей устойчивости и распространенности миф о „Пушкине-декабристе“ сравним только с противоположным по содержанию мифом о „Пушкине-сервилисте“, или, как деликатно выразился А. Блок, „Пушкине — друге монархии“» 83. Надо полагать, слово «миф» здесь означает домысел, устойчивое заблуждение. Но даже в пушкинистике желательно соблюдать закон исключенного третьего, согласно которому два взаимно противоположных суждения не могут быть ложными одновременно. Если автор отвергает этот закон вслед за Г. В. Ф. Гегелем или уточняет его вместе с Н. А. Васильевым и Л. Брауэром, такую причуду нелишне оговорить в специальном пояснении.

Спору нет, «Пушкин-декабрист» является мифическим продуктом преимущественно советской выпечки. Но уже на следующей странице исследователь указывает: «миф о „Пушкине-сервилисте“ характеризуется более устойчивым набором соответствующих ему произведений. Так, по крайней мере до сих пор, никому не удалось оспорить, что в стихотворениях „Стансы“, „Друзьям“, „Герой“, „Бородинская годовщина“ Пушкин выказал свои симпатии просвященному абсолютизму» 84(орфография автора).

Следовательно, «Пушкин-сервилист» становится уже не мифом, сиречь вымыслом, а научным фактом. На худой конец — версией, не лишенной достоверности.

Возникает подозрение, что И. В. Немировский питает страсть к употреблению красивых слов, таких, как «миф», не вполне осознавая при этом их словарное значение. В частности, далее в статье он называет Ю. П. Суздальского «безусловным протагонистом» Т. Г. Цявловской 85. Этот солидный древнегреческий термин, обозначающий, как известно, главного персонажа повествования, никак не может быть использован взамен слов «последователь» или «эпигон».

Кроме того, когда автор, подразумевая две альтернативные концепции, говорит об «альтернативных парадигмах» 86, ему не мешало бы проверить по словарю, каким содержанием наделено это модное словцо в современной философии науки. А именно, парадигмой называется совокупность ценностей, методов, технических навыков и средств, принятых в исследовательском сообществе в рамках устоявшейся научной традиции.

Увенчивая эту коллекцию ляпсусов, И. В. Немировский поминает «свойственный мифологическому сознанию синкретизмслова и действия» 87. Он явно счел зазорным употребить менее наукообразное, но гораздо более точное в данном случае слово «единство».

Видно, грамотность ученого мужа оставляет желать много лучшего, и в результате буква «я» в словосочетании «просв ященный абсолютизм» (полную цитату см. выше) уже не выглядит простой опечаткой.

Дальше — больше.

Общеизвестно, что свидание Пушкина с императором Николаем I в Москве, 8 сентября 1826 г. состоялось не в расположенном на Петербургском тракте Петровском замке, как почему-то утверждает ученый 88, а в кремлевском Малом Николаевском дворце, именовавшемся также Чудовым, поскольку он примыкал к ограде одноименного монастыря.

С неодобрительным удивлением И. В. Немировский отмечает, что «Послание в Сибирь» «было недавно рассмотрено как призыв декабристам надеяться на царскую милость» в книге В. С. Непомнящего 89. Однако нелишне знать, что первым предложил такую интерпретацию С. А. Венгеров еще в 1910 г. 90.

Цитируя хорошо известную статью А. Мицкевича «Биографическое и литературное известие о Пушкине», опубликованную 25 мая 1837 года во французском журнале «Le Globe» за подписью «друг Пушкина» (un ami de Pouchkine), И. В. Немировский приписывает ее авторство Вяземскому 91, который лишь перевел ее с французского.

Встречу Пушкина с Бенкендорфом исследователь ошибочно датирует 5 июля 1827 г. 92, тогда как в этот день глава III Отделения послал поэту приглашение «пожаловать к нему в среду в 2 часа по полудни в его квартиру» (XIII, 331). Соответственно, визит состоялся 11 июля.

Готов признать, что все это досадные мелочи, по которым вряд ли можно судить об уровне общей грамотности и профессиональной добросовестности сотрудников Пушкинского Дома, где И. В. Немировский проработал много лет, или издательства «Академический проект», которое он возглавляет. Но щедрость, с которой ученый муж рассыпает этакие перлы в небольшой по объему статье, весьма настораживает.