Алексей Раздорский - Поэзия Басё. Перевод и смысл

Хайку о кукушке – одной из наиболее часто встречающихся птиц в японской поэзии, как и растение «мискант» – «дальневосточный ковыль». Басё в хайку упомянул оба слова:

Конечно, не шедевр, но улыбку на лицах слушающих такие стихи тогда точно вызывали.

Материально приземлённый проблемами оплаты своего собственного существования Басё пародирует на тему стоимости земли в Эдо:

В то время квартал Тооритё в столице был богатым торговым и увеселительным районом с очень высокой стоимостью земли. Сейчас это «задний план» хорошо известного туристам района Акихабара – настоящего «рая» радиоэлектронных товаров. Теперь там много оптовых складов и земля уже не такая дорогая, как в середине 17-го века.

Стих о сливе и иве – тоже типичных для поэзии символов природной красоты, написанный в стиле лёгкой шутки:

Мой перевод:

Немного философии, навеянной осенним мрачным днём:

Подражая новому, близко к вульгарному стилю «данрин», Басё тоже не брезговал тогда словечками разговорного быта:

«Какэбари» – мочиться на бегу. Попробую перевести:

Стиль перевода «сниженный», зато почти буквальный. В те годы Басё сочинил много разного рода простеньких стишков, таких как «дождь наполнил пруд, и аист выглядит коротконогим», «увидишь первый цветок сакуры и проживёшь на 75 лет дольше» и подобных, которые тогда составляли большинство его произведений, но я не вижу особого смысла их переводить, поскольку куда интереснее и глубже то, что поэт писал в последующие годы.

Самоизоляция Басё всё же длилась недолго. Один за другим его навещали ученики, помогавшие обустроить новое жилище. Некоторые из них даже дарили мешочки с рисом. Если раньше они пополняли рисовое хранилище Басё – большую высушенную полую тыкву, расплачиваясь мешочками риса в качестве платы за обучение, то теперь каждый старался как мог обеспечить едой оставшегося в доме без помощников одинокого наставника. Рис тогда фактически являлся не только основной едой, но и мерой богатства и средством расчётов, эквивалентным денежным знакам. В этот раз ученики оказались настолько щедрыми, что восхитившийся их добротой Басё написал явно благодарственный хайку:

«Госё:» – около 8 килограммов риса – довольно солидный запас, но если раньше его грушевидная огромная тыква-горлянка «хисаго» была чаще пустой, чем наполненной, то в этот раз риса было так много, что мешочки даже не вмещались в «рисохранилище» поэта:

Тыква эта стала своего рода знаковым символом дома Басё и встречается в его хайку довольно часто. Однажды в трудные времена он даже посетовал на бедность и сослался на ставшую совсем лёгкой без запасов риса хранилище-тыкву:

Тыква поэта совсем опустела, когда в стране случился голод. А в декабре 1682-го в Эдо произошёл сильнейший пожар, уничтоживший и дом Басё, и его знаменитую тыкву. Но после восстановления сгоревшего жилья один из учеников – Ямамисэ, подарил учителю новую тыкву, которую Басё назвал «четыре горы» – «ёцуяма», в честь четырех гор, видневшихся во все стороны из окон дома поэта.

Постепенно жизнь в новом доме приходила в норму, и поэт снова радовал учеников и соратников своими стихами. Друзья издавали сборники, а Басё размещал в них свежие хайку.

В тот период очень сильное влияние на Басё оказали проповеди буддийского священника Буттё, служившего в соседнем с домом Басё храме Ринсэндзи. В честь этого храма Басё даже назвал свою «хижину из травы» – «Ринсэнан».

Исповедавший дзен-буддизм Буттё был немного старше поэта и тоже увлекался сочинением стихов. Общаясь с ним, Басё стал по-новому смотреть на мир, природу и человека. Теперь «духовность» стала выше обыденного созерцания и привнесла в поэзию Басё совершенно другое – глубоко философское осмысление событий и явлений – всего того, что окружало поэта. Басё даже изменил своё отношение к бродячим нищенствующим монахам, собиравшимся рядом с храмами и просящим милостыню и еду. Было даже распространено мнение, что именно благодаря молитвам голодных монахов, одариваемых продуктами местными жителями, период засухи оказался недолгим и вновь пошли обильные дожди.

Под влиянием бесед с Буттё, бывшим настоятелем храма Касима, Басё стал серьёзно задумываться над тем, как на себе ощутить образ жизни отшельника, и решил посетить места и храмы, о которых ему говорил Буттё, а заодно и поклониться святым и их реликвиям. Впоследствии он так и сделал, через 4 года отправившись в путь со своим помощником Сора по тропам, исхоженным монахом, рассказав о том путешествии в дневнике «Касима кико».

Но до этого, летом 1683-го года, ему пришло известие о смерти матери, и он решил вновь посетить родину, чтобы навестить её могилу. В августе 1684-го года он вместе с помощником Тири отправляется в путь, а точнее, в путешествие, описанное в цикле хайку «Нодзараси кико», обычно переводимое как «По выжженным полям». На мой взгляд, точнее был бы перевод названия цикла «По заброшенным полям» хотя бы потому, что «нодзараси» называли неубранных с полей брани погибших бойцов – оставленных и «заброшенных»…

Цикл хайку «Нодзараси кико» – это уже совершенно другой этап творчества поэта. Хайку не просто для созерцания, а для полного ощущения момента, его всестороннего охвата, позволяющего читателю задумываться даже над образом, не выраженным словами. Звуки хайку и атмосфера восприятия – хочется произносить слова ещё и ещё и пытаться услышать в них то, что не ощутил с первого момента. Это глубина мысли поэта, выстраивающего по словам-кусочкам полную картину прочувствованного им самим момента и образа увиденного. Это как запечатлённый мастером сосновый лес, дающий зрителю ощущение запаха хвои и дуновений лёгкого ветерка.