Александр Немировский - Гражданская война Валентина Катаева

А дальше его, весной 1919 года, мобилизуют против большевиков деникинские власти Одессы. Чабан с народом воевать не хочет, и вообще не хочет воевать. «В девятнадцатом году он был мобилизован. Это случилось весной. У него не спросили, хочет ли он воевать, и не спросили, сочувствует ли он добровольцам. Он должен был хотеть воевать и сочувствовать армейскому генералу с жандармской бородкой, портреты которого, перевитые георгиевскими лентами и украшенные скрещенными пушками, красовались всюду. Прапорщика только спросили на пункте, где он желает служить, и, узнавши, что ему все равно, записали на бронепоезд и назначили телефонистом»

Генерал с бородкой – это, как вы понимаете, Деникин и есть.

Прапорщик Чабан «не знал, почему красные дерутся с белыми и

почему вся Россия разделилась на две части - на большевиков и на небольшевиков. Правда, офицеры бронепоезда, с которыми помещался Чабан в вагоне, постоянно говорили о том, что до тех пор, пока коммунисты будут у власти, Россия не перестанет бедствовать. Но почему это должно было быть именно так - никто не объяснял, и Чабан… был чужим в среде этих капитанов, поручиков и юнкеров».

Бронепоезд отправляют на фронт, он вступает в бой. Тут прапорщик Чабан не выдерживает: он «вытащил револьвер, поднял левую руку и выстрелил в нее, в мякоть, повыше локтя… Он бросил револьвер и побежал назад…» Его контузило. Очнулся он уже понимая, что правда – с красными: «Когда он очнулся, поезд мотало… Вокруг стонали люди. Громадный красный солдат в зеленом крылатом шлеме с пятиугольной звездой пожимал руку рабочему в белом фартуке с молотом. Тяжелая цепь, разорванная пополам, лежала у их ног.. И прапорщик Чабан никак не мог понять, где он это видел: во сне ли, на станции, или наяву. Но он уже знал, что именно это правда, это - настоящее.

Вокруг пахло эфиром...»

Все замечательно. Вот только одно но: никаких мобилизаций в Одессе до ее первого падения белые не проводили, им это строжайше запретили союзники. В «Очерках русской смуты» Деникина по этому поводу сказано немало горьких слов, и брошено союзника немало справедливых упреков за то, что их позиция так и не позволила добровольцам проводить в Одессе какие бы то ни было мобилизации.

Так что если прапорщик Чабан поступил в Одессе первого квартала 19-го года на белый бронепоезд, то сделать он это мог лишь как действительный доброволец. А если он воевать не хотел, то в белые войска загнать его никто не мог даже и пытаться.

Вот какой оксюморонный выходит этот прапорщик. А ведь Катаев передал ему всю свою биографию времени Первой Мировой - надо думать, не случайно.

И это было действительно не случайно. Согласно тем же дневникам Буниных, Катаев весеннюю одесскую кампанию против большевиков провел в боевых порядках белого фронта – куда, повторим, попасть он мог только всамделишным добровольцем!

Для начала еще осенью 18 года (Одесса входит в это время в Украинскую державу пана гетмана Скоропадского) Валентин Петрович организует приветствие своим союзникам по первой мировой – интервенционистским частям, входящим в Одессу. Дневники Буниных за 19 ноября: «Был Катаев. Собирает приветствия англичанам».

А 3 апреля, сообщая о звонке Катаева, которым тот предупредил Буниных об уходе французов, Вера записывает: «Позвонил Катаев. Он вернулся совсем с фронта». И в записи от 12 апреля, говоря о пресловутом выступлении Катаева в защиту советской платформы на писательском заседании, Вера Бунина поясняет: «Говорят, подоплека этого (просоветской позиции Катаева и ряда других лиц – А.Н.) такова: во-первых, боязнь за собственную шкуру, так как почти все они были добровольцами…» В записи от 21 апреля: «Когда был у нас Федоров (художник-одессит, знакомый Бунина и Катаева, отец главного героя «Вертера» - А.Н.), мы рассказали ему о поведении Катаева на заседании. Александр Михайлович смеется и вспоминает, как Катаев прятался у него в первые дни большевизма. – Жаль, что меня не было на заседании, - смеется он, - я бы ему при всех сказал: скидывай штаны, ведь это я тебе дал, когда нужно было скрывать, что ты был офицером…» Запись от 25 апреля, Вера записывает слова Бунина: «А молодые поэты, это такие сукины дети. Вот придет Катаев, я его отругаю так, что будет помнить Ведь давно ли он разгуливал в добровольческих погонах!»

Вот, значит, зачем Катаеву был нужен прапорщик Чабан, и зачем он дал ему свою биографию времени Первой Мировой, и зачем он сделал его мобилизованным. Катаев хотел хоть как-то увековечить печатно свое участие в первой «белой» обороне Одессы от большевиков, бросить в море послание в бутылке об этом – и роль стекла и смолы при этом сыграла вся «пробольшевистская» линия рассказа (нежелание Чабана воевать за белых, самострел, признание правоты красных). Реальному Катаеву из всего этого принадлежит, как видно, только сама служба на белом бронепоезде весной 19 года – он-то, стало быть, пошел в добровольцы, чуть только петлюровцев к северу от Одессы сменили большевики.

И тогда становится ясным повторяющееся из одного раннего рассказа Катаева в другой описание весеннего падения Одессы как катастрофы, а не торжества. И здесь тоже достаточно посланий потомству в запечатанных бутылках.

«Записки о гражданской войне», 1924: «Осаждаемый с трех сторон красными, город был обречен… На подступах к городу, на пяти позициях, самая дальняя из которых была не более чем за шестьдесят верст, а самая близкая - за двадцать, обманутые и одураченные легендарными обещаниями и цинично лживыми телеграммами, мерзли на батареях вольноопределяющиеся, юнкера и кадеты. Они верили в помощь англичан и французов. Им еще не надоело воевать. Они еще жаждали наград, крестов и славы. Они еще не сомневались, что большевики будут раздавлены.

Город был обречен.

Уже ничто не могло помочь.

…Напрасно юнкера оцепляли целые кварталы и громили десятки нищих квартир, отыскивая крамольные типографии и большевистские явки… Что могли поделать юнкерские патрули? Юнкеров были десятки и сотни, а рабочих тысячи».

На чьей стороне здесь авторское сочувствие, если читать, не зная заранее, что текст опубликован в советской печати?

«…Колонна за колонной добровольческие части покидали город, уходя туда, откуда все настойчивее и тверже доносились пушечные удары.

Мне удалось побывать на подступах к городу» - следует описание оборонявшихся там добровольческих частей; автор выступает как очевидец всего, что с ними происходит, включая внутренний военный быт во всех физических и психологических деталях.

«Удалось побывать» в добровольческих боевых порядках… Вот и первое послание в бутылке.

«На низком левом берегу была расположена деревня. В ней жили приморские крестьяне и рыбаки. Теперь там разместились части добровольческого отряда, пушки которого с небольшим числом прислуги и пехотного прикрытия были установлены на командной высоте. Я въехал в деревню. Деревня ничем не отличалась от тысячи других деревень которые мне приходилось проезжать в любую из кампаний».