Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

— Один арестант колонии для пожизненно осужденных рассказал, что его раздражает даже то, что сосед ставит тапочки носами не в ту строну.

— Понимаю, о чем он. Но в первую очередь раздражает сам человек, а во вторую — его тапочки. Человек может бубнить или телевизор смотреть, в то время как ты хочешь тишины. Мне больше всего не хватает одиночества. Если вы спросите, о чем я мечтаю, я снова отвечу: об одиночестве.

— Вы можете просить об этом администрацию.

— Я попробую.

Начальник колонии поясняет: «Большую роль в принятии решения играет мнение психологов. Некоторым противопоказано одиночество».

С детства Виноградов сторонился людей. Ему поставили диагноз «аутизм». В школе долгое время Дмитрий отвечал задания учителю отдельно после уроков — при одноклассниках стеснялся.

— Жалеете о том, что вы сделали?

— Очень жалею. Часто ставлю себя на место людей, которые погибли. Представляю, что они чувствовали в тот момент. Честно говоря, страшно оказаться на этом месте. Меня эти мысли пугают.

— Но почему вы изначально про это не думали?

— Не знаю. Не помню, о чем я тогда думал. Вместо созидательных целей я пошел по разрушительному пути. Может, аффект. Не знаю.

— Сейчас в такой же ситуации — несчастная любовь, обида — как бы повели себя?

— Так бы точно не повел, потому что ситуация меня уже не волнует. Много лет уже прошло. Я равнодушен.

— Всегда хотела спросить у вас: вы страшились пожизненного приговора до того момента, как он был произнесен судьей?

— Я представлял уже, что приговор будет именно таким. Был готов. Это уже не было шоком.

— Вы пишете жалобы? Просите о пересмотре дела?

— Мои родители подали жалобу в Европейский суд, я к этому отношения не имею. Я по большому счету согласен с наказанием.

— Страшно было оказаться в «Белом лебеде»?

— Я слышал об этой колонии только однажды по телевизору. Меня эта тема — тюрьмы, заключенные — вообще раньше не интересовала. Не думал, что могу быть как-то с этим связан. После приговора я долго сидел в «Бутырке», в коридоре, где ждут пересмотра приговоров пожизненно осужденные. Там со мной обращались нейтрально. Сидел и сидел. Здесь поначалу было страшно.

— Почему? Били?

— Нет. Страшно было оказаться в небольшой камере в компании неизвестно кого.

— Вам тут не хватает компьютера? Вот у Брейвика он есть, с выходом в интернет.

— Здесь это невозможно, поэтому про это не думаю даже. На воле я занимался программированием, играл в компьютерные игры.

— Будете подавать на условно-досрочное освобождение по истечении 25 лет срока?

— Я об этом не думаю.

— Но если бы вдруг случилось чудо и вы освободились, чем бы занялись на воле?

— Сложный вопрос, потому что сейчас все кажется интересным на воле. В турпоход бы отправился. Я был в горах несколько раз. В Альпах. Мне очень понравилось. Хотелось бы, например, полетать в качестве пилота на самолете гражданской авиации. Честно говоря, я вообще хотел стать пилотом.

— К вере не пришли?

— Нет, я был и остаюсь атеистом. Во что верю? В науку, наверное. Хотя, думаю, впустую и этот ответ. Вообще, если тебе что-то не приносит облегчения, то какой смысл в это верить?

— То есть выходит, ни во что не верите? А что, по-вашему, происходит после смерти?

— Атеисты не думают про смерть, и я про нее не думаю. Поскольку смерть — это прекращение жизни, то о ней и нечего думать. Надо о жизни думать. Стараться прожить жизнь максимально полно.

— Но ведь мысли о самоубийстве у вас были?

— Были, конечно. С чем они связаны? От жизни у меня осталась небольшая часть, которую надо чем-то заполнить. А ведь заполнить фактически ее нечем.

Владимир Железогло — особый постоялец знаменитой колонии для пожизненно осужденных. Он легендарный беглец. В истории древнего тюремного замка «Бутырки» было два удивительных побега. Их тайну не раскрыли по сей день. Первый в порядке эксперимента в 1906 году устроил фокусник Гарри Гудини. А в 2001-м из камеры исчезли приговоренные к пожизненному заключению Владимир Железогло, Борис Безотечество и Анатолий Куликов. Их задержали лишь через месяц. С тех пор Железогло за решеткой.

Надо ли говорить, что все годы сотрудники вольно или невольно пребывают в напряжении: вдруг сбежит? И хоть его камера 24 часа под видеонаблюдением, а «Белый лебедь» — одна из самых неприступных колоний в России, опасность все равно есть. И то, что Железогло ни разу не нарушил режим, отнюдь не исключает саму возможность побега. Вдруг он все эти годы вынашивает план? Вдруг он совершенствует мастерство а-ля Гарри Гудини?

Но вот он сидит передо мной. Щуплый, с жилистыми руками и резким взглядом. Знаю, что он считает себя невиновным в совершении преступления, за которое получил пожизненный срок. Побег из «Бутырки» — едва ли не самое светлое пятно в его жизни.

— Владимир Фёдорович, про ваш побег даже в книгах пишут. Но каждый автор излагает события по-своему. Расскажите наконец, как все было на самом деле?

— Да, нужно это сделать, чтобы небылицы перестали писать. Я помню все до мельчайших деталей. Все эти годы прокручивал в голове события, как в замедленном старом кино. Здесь времени ведь много.

Я попал в «Бутырку» в ожидании кассации в марте 2001 года — в тот год тюремному замку исполнилось ровно 240 лет. Увы, последняя инстанция оставила пожизненный приговор без изменения, я был разбит и подавлен. Вы тут уже не раз, наверное, слышали: «Я невиновен», потому отнесетесь и к моим словам скептически. Сложно передать все чувства, когда тебе на голову обрушивается «карающий молот закона». Понятно, что все пережили в своей жизни взлеты и падения, но в моем случае пожизненный срок означал: потеряно все и безвозвратно.

Дело было в так называемом коридоре смертников, куда в советские годы привозили людей на расстрел. Мы сидели в камере № 76 с половинчатым сводчатым потолком. То есть изначально была одна большая камера, а потом из нее сделали две маленькие — № 76 и № 77, просто выложив стену посередине. При этом потолок сводчатый был общий на две камеры. Эта важная конструктивная особенность нам потом помогла.

— Кому из троих пришла в голову сама идея?

— В первое время мы сидели вдвоем, третий — Куликов — потом «заехал». Инициатором был Борис Безотечество. Никакого инженерного или строительного образования, как писали СМИ, он не имел. На свободе он работал на кладбище. Могилы копал. Он не то что бы страшным человеком был, но… У него преступление нехорошее. В поселке под Кемерово, забыл, как называется, два кладбища: одно, на котором он работал, а второе коммерческое какое-то. У них конкуренция. Директор кладбища просит Бориса устранить того директора. Он пошел, дома хозяина не было, только дочка и бабушка. Он их… Мне сестра недавно писала, что про Безотечество снимали фильм и режиссер свое мнение высказал: «Я бы не хотел, чтобы он освобождался». Такой вывод он сделал.