Ева Меркачёва - Град обреченных. Честный репортаж о семи колониях для пожизненно осуждённых

Так вот, у Безотечество желание совершить побег родилось еще до того, как он приехал в «Бутырку». По дороге, пока его конвой доставлял в СИЗО, хотел исчезнуть, но у него не получалось. Вот он уже в камере «Бутырки» идею и подал. А у меня до этого и мысли о побеге не было. Получилось так, что на прогулке во внутреннем дворике мы нашли проволоку толстую, метра полтора длиной. Тайно пронесли ее в камеру, чтобы изготовить штырь.

— Был план напасть со штырем на сотрудников?

— Нет. Этот вариант я сразу отверг по двум причинами. Первая: если Боре терять было нечего, то мне мараться невинной кровью не имело смысла. И вторая: знаю, сколько побегов с захватом заложников плачевно кончались — в первую очередь для самих беглецов. А штырь решили сделать на всякий случай, он мог пригодиться в любой момент.

Мы начали точить эту проволоку об пол. И неожиданно получился глубокий паз в бетоне. Безотечество прыгнул в этом месте, и пол «лопнул». Образовалось отверстие размером 60 на 60 см. Подняли плиту, под ней — песок. Убрали его. Дальше видим — кладка известковая. Штукатурка, значит. Мы и ее легко убрали. Потом кирпичи. А уже под ними увидели трубы. Это была теплотрасса в подвале.

— Пишут, что вы по очереди ковыряли черенками от алюминиевых ложек. Это правда? И материал куда девали?

— Во-первых, у нас не было алюминиевых ложек в камере, только деревянные. И мы их не использовали. Штукатурку ковыряли штырем, то есть проволокой, а все остальное руками. Песок мешали с водой и в унитаз сливали. Кирпичи, которые вытянули, выбросили вниз, в подвал. Тем летом в «Бутырке» шли ремонтные работы, стояли сварочные аппараты, валялись кабели, домкраты, инструменты какие-то, журналы (видимо, их работники читали). В общем, никто не заметил наших «отходов». А плита у нас так в камере и оставалась, мы ее не выкидывали.

— Еще писали: чтобы тюремщики не заметили подкоп, вы накрыли его одеялом, на котором расставили тарелки и кружки.

— Нет, это тоже неправда. На дырку мы положили кусок решетки, сверху мешок с песком, я его сшил из своего белья. Ну и плиту. Мешок с песком не давал плите полностью сесть. На этой плите попрыгаешь немного, несколько раз, она уравнивается с полом. Если там мешок с песком не поставить, то будет пустота, ее услышат. К нам в камеру заходили каждое утро — простукивали стены, полы, потолок. А вот щели замазывали хозяйственным мылом.

— Сколько у вас это заняло? Сутки, двое, неделю, месяц?

— Мы все это за одну ночь сделали.

— То есть вы в первую ночь уже вышли?

— Безотечество выходил, я оставался в камере. Он прошелся по подземелью и вернулся. С собой принес выброшенные рабочими автожурналы почитать. И объяснил, что совершенно нельзя понять, куда идти и где выход.

— Какое было чувство — вот она, свобода, близко?

— Ну да. Уже надежда появилась какая-то. Потом на второй день к нам в камеру подселили Куликова. Это меняло наши планы. Мы хотели вдвоем бежать, а теперь этот Куликов. Кто он такой?

В первый вечер мы ничего не говорили о побеге. Просто пообщались на посторонние темы. На вторую ночь он устал, спать лег раньше, ну а мы вскрыли наш лаз и попробовали выбраться. Когда мы разбирали это все — кирпичи, мешок, — складывали в месте подальше от его кровати. Куликов делал вид, что спит, а сам проверял нас. Мы вылезли, ушли. Он полежал, подпрыгнул, тоже собрал свои вещи и смотался. Только он пошел в другую сторону, в неправильную, запутался и скоро вернулся в камеру. А мы из подвала выбрались в тир, как раз в той части, где ставят мишень. Пришли, посмотрели, там куча гильз. Оружия не было. Потом мы вылезли во двор, по двору прошлись и зашли в другое помещение.

— А собаки? А часовые на вышках?

— Собак не было. И на вышке никого не было. Прожектора светят, и все. Мы к воротам подошли, замки висят — не откроешь. Рядом здание какое-то. Зашли туда, там тюремная прачечная. Нашли камуфляжные куртки, кепки. Надели прямо на полосатую робу. Думали из прачечной выбраться на волю, но там решетки такие, что не откроешь.

Когда из прачечной вышли, увидели — рядышком пекарня ( рисует схему ). Стоит хлебовозка-машина, и осужденные-пекари загружают хлеб. Мы вышли к ним в полосатых штанах и камуфляжных куртках.

— Это никого не смутило?

— Один зэк, который там стоял и курил, увидел нас, бросил сигарету и ушел. Ну а мы вернулись обратно в камеру. Пришли часа в три утра, там Куликов, весь грязный — он в подземелье не в ту сторону пошел, измазался. И разговор между нами состоялся. «Возьмите меня с собой». Пришлось. Без него уже никак не пойдешь. Но у него еще суд не прошел, он надеялся, что ему отменят приговор.

— Поэтому он сомневался — бежать или не бежать?

— Нет, он не сомневался, просто хотел тянуть время до приговора. Но нам надо было торопиться. Теперь мы решили, что раз нас трое, один идет искать выход, а двое остаются в камере (потом обнаглели: сразу по двое ходили). Делали куклы, клали на постель. Робы, одеяло скомкаешь, телогрейку сверху наденешь — как бы отдыхает человек.

— И никто из тюремщиков ничего не заподозрил?

— Там в коридоре сотрудника-контролера не было вообще. Тогда времена такие были. Вольные. По «Бутырке» ходил перечень продуктов, которые можно приобрести, и там были в списке даже наркотики и спирт. Мы спирт несколько раз брали. 500 рублей за пол-литра. А наркотики мне неинтересны были.

— А что еще можно было? Продажных женщин с воли можно было провести?

— Наверное. По крайней мере об этом писал в свое время адвокат Якубович, который провел в этом СИЗО какое-то время под следствием в тот же период, что и мы. Но у нас было намного строже. Однако хочу вам сказать, что человек, потерявший свободу, наполовину теряет совесть. А персонал, работавший в «Бутырке» в те времена, помогал терять и душу. Но как их винить? Зарплата маленькая, дома ждут семьи. Руководство обо всем знало, но закрывало глаза, потому что не хватало кадров. У нас зачастую нельзя было дозваться сотрудника, случись что экстренное.

— А правда, что вы рисовали стрелочки, которые потом нашли диггеры, и что вас попросили спуститься в подземелья «Бутырки», чтобы провести расследование вашего побега?

— Нет, мы ничего не рисовали. Как дорогу определяли, чтобы не заблудиться? У нас было два плана тюрьмы. Один общий, его дали зэки, которые сидели в камере на этаже над нами. А второй план действий при пожаре: каким камерам куда выходить. Его дал один сотрудник. Сейчас уже можно говорить. Там уже все поменялись, не осталось никого.

— Он просто пожалел вас, зная, что вы «смертники»? Или дал этот план за что-то?