Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

— Тогда все прекрасно. Готовьтесь к выезду в Берлин. Франц Ашенбренер ознакомит вас с заданием на командировку.

На том разговор у Рейнхгардта был окончен. Но, оказавшись с Краковым наедине, Ашенбренер не замедлил его продолжитъ:

— Знаете, Вольдемар, не скажу о других соединениях вермахта, но среди генералитета 1-й танковой армии в связи с повсеместными военными неудачами наших войск утвердилось устойчивое мнение о неэффективности проводимой германским руководством политики. С этим связывают даже возможность возможного окончательного поражения в войне с СССР. По мнению командующего фельдмаршала Клейста, на Украине требуется срочно создавать свое правительство. Заключить с ним договор о союзе и оказать ему помощь в создании собственных воинских формирований для защиты занятых нами территорий.

— Такие планы вроде бы существовали и раньше. Помнится, через вас проходила информация от агента Литвиненко из Краматорска об идее захвата власти и марионеточном правительстве с использованием маршала Шапошникова.

— То была просто провокация разведки с целью дискредитировать этого видного военачальника. А сейчас речь идет о конкретных предложениях. В штабе у Клейста обсуждали детали, решали кого послать с таким предложением к Гитлеру как представителя украинского народа. Я уже назвал вашу кандидатуру. Так что, уважаемый господин Афанасий, уклоняться уже поздно. Вопрос решен. Готовьтесь, в Берлин отправимся вместе. Возможно, повидаетесь со своим протеже на министерский пост генералом Власовым. Его идеи наконец-то встретили поддержку самого фюрера. Правда, сейчас ваш генерал в Берлине появляется редко. Он занят формированием Русской освободительной армии, ездит по всей Европе, набирает людей из лагерей военнопленных.

— Спасибо за доверие. Всегда к вашим услугам, — поблагодарил Краков.

Между тем обстановка вокруг Кракова начала серьезно осложняться. Сначала на имя капитана Рейнх-гардта поступил письменный донос. Анонимный автор предупреждал руководителя зондеркоманды, чтобы он «остерегался Кракова, так как он работает на советскую разведку». Рейнхгард скрывать содержание анонимного письма не стал. Больше того, он во всеуслышание объявил, что считает его провокацией, попыткой кого-то из подчиненных Кракова скомпрометировать своего начальника за строгость и требовательность, стремление избавиться от него.

Вряд ли такое поведение столь опытного разведчика, каковым являлся Рейнхгардт, можно расценивать как искреннее проявление безоговорочного доверия Кракову. Скорее, дело в другом. На фронтах происходил коренной перелом, фашисты повсеместно оставляли захваченные территории. Дальновидный прибалтийский немец Рейнхгардт осознавал полезность сохранения лояльных отношений с Афанасием при любом исходе войны. Могли пригодится его связи с влиятельной эмиграцией, а при ином раскладе — покровительство Кракову тоже зачтется. К тому же послужной список «успешных дел» его парашютно-диверсионной группы выглядел намного солиднее, чем в других зондеркомандах абвера. Словом, первый донос цели не достиг, однако неприятности на этом не закончились.

По какому-то случаю напился Семен Лукьяненко, знавший о связях Кракова и Расторгуева с советской разведкой. Его уже планировали к заброске в составе очередной группы диверсантов, которых он должен сдать в руки «Смерила». В хмельном угаре у Семена развязался язык. Когда находившийся неподалеку Турусин попытался урезонить Лукьяненко, тот пригрозил:

— Ты, друг, со мной не шути! Имей в виду, вы с Мишей (Расторгуевым. — Авт.) оба у меня в руках.

— Ты что ерунду болтаешь?

— Какая, к черту, ерунда, если ходите, да вынюхиваете, кто чем дышит. А потом Вольдемару стучите. А он, судя по всему, калач тертый. Смотрит, откуда ветер дует, в ту сторону и поворачивает.

— Заткни рот и иди отоспись, — рявкнул на него Турусин и потянул в каптерку, подальше от посторонних глаз и ушей.

Однако весь разговор слышали сразу несколько человек, среди которых оказались агент Мартен — тот самый, что участвовал в операции по уничтожению партизан и считался осведомителем Рейнхгардта, а также некто Желнов.

Турусин немедленно рассказал об инциденте Расторгуеву, а тот — Кракову. Афанасий сразу же потребовал пристрелить Лукьяненко, опасаясь предательства. Однако Михаил убедил Кракова не делать этого хотя бы до протрезвления Лукьяненко и полного выяснения отношений. Наутро Семен ничего из вчерашнего не помнил. Он клятвенно заверил, что ничего подобного с ним не повторится.

В том, что Лукьяненко разболтал, будто Турусин и Расторгуев осведомители шефа зондеркоманды, ничего страшного Афанасий не видел. Стучать начальству на своих соседей по койке в любой разведшколе всегда считалось нормальным явлением. Тем не менее, терять бдительность было нельзя. А еще лучше действовать с опережением, устранить одного из двух свидетелей того разговора — Желнова, который представлял наибольшую опасность. Второй после этого, наверняка, будет держать язык за зубами.

Желнова в группу Кракова привез Ашенбренер и представил как перебежчика с советской стороны. Нового агента, опять же по рекомендации Ашенбренера, поселили рядом с его комнатой. Как-то во время переезда зондеркоманды на другое место в связи с наступлением Красной Армии Желнов исчез, но это никакого беспокойства у Франца не вызвало. Когда спустя пару дней Желнов снова объявился в расположении группы парашютистов-диверсантов, он объяснил свое отсутствие просто: отстал.

Подозрения в отношении Желнова усилились, когда Краков случайно прочитал его обращение к Ашенбрене-ру с просьбой разрешить съездить в штаб немецкой танковой армии. После этого случая Краков организовал за Желновым наблюдение. Но тот почувствовал слежку, ночью попытался похитить пистолет и сбежать из расположения группы.

Дежуривший Лукьяненко сразу же разбудил Кракова. Тот решил немедленно убрать Желнова. Расторгуев стрелять отказался. Тогда Краков предложил это сделать Лукьяненко.

— Установлено, что Желнов провокатор. Тебе поручается уничтожить его.

Не говоря ни слова, Лукьяненко направился в умывальник, где в это время находился Желнов, и выстрелил ему в затылок.

— А ты, Миша, хочешь остаться чистеньким? Иди всади в него еще одну пулю. Будешь иметь авторитет у немцев, — приказал Краков.

Расторгуев выстрелил в Желнова, который, по его убеждению, уже был мертв. Ашенбренера по какой-то причине в ту ночь не было. Появился только утром. Когда Краков доложил ему о случившимся, он посетовал: