Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

— Что же вы наделали?! Как я об этом буду докладывать в штаб армии? Пойми ты, Вольдемар, он же свой!

— А если бы этот тип сбежал, да еще пистолет с собой прихватил?.

Выслушав доклады о происшествии, капитан Рейнх-гардт выразил удовлетворение действиями всех лиц, причастных к инциденту, и решил обойтись без расследования. Больше к случившемуся не возвращался.

Однако Кракову фамилию Желнова придется вспомнить еще не один раз.

Когда против Полозова на родине возбудили уголовное дело, в вину ему, кроме всего прочего, вменили еще и убийство Героя Советского Союза Богуна. Ломал-ломал голову Афанасий, пока не вспомнил, что Желнов как-то по пьянке похвастался местным бабенкам, будто никакой он не Желнов, а Богун, личность, дескать, известная, его советские даже из лагеря хотели выкрасть, да вот не успели. Полозов все рассказал, как было, но ему не поверили. Заставили даже подписать показания о том, что помимо Расторгуева и Лукьяненко в Желнова стрелял еще и он. После эксгумации трупа Желнова обвинение сняли: то ли убедились, что на теле нет следов третьего выстрела, то ли не подтвердилось, что это Богун. Кстати, среди Героев Советского Союза такой фамилии нет.

Вскоре Краков опять начал готовить очередную группу для заброски в наш тыл. Афанасий решил включить в нее Расторгуева и Лукьяненко, дабы обезопасить их и себя от возможных неприятностей, связанных с ликвидацией Желнова (по осторожным намекам Ашенбренера Афанасий заключил, что этим делом заинтересовалось гестапо). Расторгуев, кроме того, должен был передать фронтовой разведке сведения об агентах зондеркоманды, данные о передвижении фашистских войск, информацию о планах создания на Украине марионеточного правительства и провокационной возне вокруг отдельных представителей советского высшего командования. Краков сказал Расторгуеву, что в связи с предстоящей поездкой в Берлин ожидает инструкций. И еще одно задание предстояло выполнить Расторгуеву: сдать «Смершу» агента по кличке Мартен — Александра Уткина.

Но тяжелая участь ждала всю группу. Уткин по приговору военного трибунала 3-го Украинского фронта был расстрелян. Не вернулись назад и остальные. Решив, что возвращаться в немецкий тыл участникам группы нельзя и, следовательно, в их услугах больше нет надобности, все они были арестованы. В Москву пошло донесение об успешной операции по ликвидации органами контрразведки «Смерш» группы опасных диверсантов с представлениями на награждение отличившихся.

В уже упоминавшемся отчете Расторгуева сказано:

«После переброски в тыл Красной Армии я был арестован управлением контрразведки «Смерш» 2-го Украинского фронта. В ходе следствия меня заставили подполковник Рындин и капитан Гилис подписать протокол, в котором Краков освещался как провокатор и двурушник. Я всячески отказывался от подписи такого протокола и характеризовал Кракова только с положительной стороны. Однако после допроса, который длился непрерывно в течение 15 часов, то есть с 6 вечера до 9 утра, я все-таки вынужден был подписать протокол. На следующий день я заявил начальнику 4-го отдела тов. Острецову, что содержание протокола о Кракове не соответствует действительности. Он на это ответил: «Ничего, Миша, этим протоколом мы одно место подотрем».

Ничего этого Краков, понятно, не знал. Его посланцев задержали, несмотря на оговоренную заранее явку с повинной, серьезную и опасную работу в тылу врага на советскую разведку. Что уж говорить о тех, кто в плену просто хотел и стремился выжить. Расторгуева осудили на шесть лет, Лукьяненко и еще один участник той группы Борисенков получили по пять. Правда, их отправили сначала на фронт, позволили воевать до Победы, а уж потом орденоносцев посадили. Хорошо, хоть не расстреляли.

Краков, не дождавшись возвращения группы Расторгуева, накануне своей командировки в Берлин форсировал подготовку очередной диверсионной команды, включив в нее Турусина. Через него передал в «Смерш» очередную разведывательную информацию и данные о следующей группе из четырех диверсантов, времени и месте их переброски, попросил прислать к нему Расторгуева или Борисенкова. Ответа с советской стороны Краков не получил. Ему оставалось работать в одиночку на свой страх и риск.

О том, что произошло на советской территории со следующей группой подробно сказано в справке начальника 2-го отдела управления контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта майора Котелкова от 5 мая 1944 года:

«В августе 1943 года агенты Аношин, Олейник и Тузиков были завербованы в школу диверсантов, располагавшуюся в пос. Ясная Горка, Краковым и прошли специальную подготовку. После окончания учебы Аношин, Олейник и Тузиков вместе с находившимся в школе нашим агентом Турусиным Г.Г. были переброшены на самолете в тыл Красной Армии в р-не Медведево Комелякского р-на с заданием: диверсия на участке ж.-д. линии Кременчуг — Полтава, между станциями Руденко — Беленки. После приземления группа диверсантов направилась к предполагаемому месту взрыва. По дороге им повстречалась группа бойцов во главе со ст. лейтенантом. Наш агент Турусин, немного отстав от спутников, тихо сказал ст. лейтенанту: «Мы немецкие диверсанты, задержите нас и доставьте в особый отдел», после чего догнал группу. Ст. лейтенант вернул своих бойцов, окружил Бережного, Олейника, Аношина и Турусина и задержал их. Аношин, Бережной, Олейник нами арестованы и осуждены на 10 лет ИТЛ».

Еще одна примечательная деталь. Раньше, 19 декабря 1943 года, управление контрразведки «Смерш» 3-го Украинского фронта представило в Москву своеобразный доклад о работе Зондеркоманды-203. Там обращает на себя внимание количество задержанных агентов-диверсантов. Но преподносится все так, словно Краков здесь вовсе ни при чем. Это «Смерш» так умело поработал.

Автор вовсе не собирается, да и не вправе судить, насколько правильной, целесообразной была избранная тогда «Смершем» тактика взаимоотношений с Кра-ковым. Слов нет, осторожность в агентурной работе не последнее дело. Здесь, как у саперов, малейшая ошибка чревата непоправимыми последствиями. Однако в официальных бумагах, уходивших в то время наверх, отчетливо просматривается стремление контрразведчиков представить в выгодном свете только себя, свою «контору». И чем больше задержанных с подачи Кракова агентов, тем все более подозрительной и враждебной представлялась в документах эта личность.

Ясно, что в жестких рамках фронтового 1943 года Краков виделся прежде всего как один из организаторов диверсий, ярый антисоветчик, ретивый холуй фашистов. Ход рассуждений смершевцев, запрограммированных в первую очередь на разоблачение всяческих шпионов, в некотором роде понятен. Как мог Краков развернуть столь масштабную работу по разоблачению диверсантов, если за каждым его шагом следили опытные профессиональные разведчики, наверняка имевшие своих негласных осведомителей рядом с ним? А потом, каждый очередной задержанный дополнял образ своего начальника по школе новыми деталями, нередко на уровне домыслов, слухов, предположений и прямой лжи. Ведь о его подлинной роли знали всего несколько самых доверенных людей. Для остальных он ярый прислужник гитлеровцев. Вот тут попробуй, разберись.