Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

Краков подозвал к себе Надежду и Зину:

— Мы остаемся здесь, в Джугастре. Вы же отправитесь в Маркеевку. Подождете, как только подойдут наши части, сразу идите в штаб и сообщите, что в Джугастре немцев нет, село занял партизанский отряд под командованием Верного.

Они попрощались, и больше с девушками Афанасий не встретился. Морская и Робак до Маркеевки не дошли, а остановились в соседнем селе, где было поменьше немцев. Через день гитлеровцы отступили, и в село вошли наши части. Какая-то женщина разразилась ругательствами в адрес Зинаиды и Надежды, усмотрев в их исправной одежде признак того, что они служили фашистам. Принявший их штабной полковник усомнился в правдоподобности сведений о партизанском отряде. Он выяснил, что партизанского отряда «За Родину» в этих краях вообще не существовало. Его планировали создать, подготовили необходимые документы, базу, но дальше дело не пошло — все попало в руки немцев. Задержанных передали в контрразведку «Смерш», где им пришлось рассказать всё как есть.

В тот же день наши войска заняли и Джугастру. Афанасий сразу явился в расположение стрелкового полка. Его представили начальнику штаба как командира партизанского отряда, прибывшего согласовать свои дальнейшие действия с командованием. Попутно командир отряда просил помочь вооружить его людей советским оружием.

Несколько дней группа продолжала находиться в Джугастре и даже кормилась из полковой кухни. 20 марта во время поездки в Ямполь Краков повстречал неизвестную разношерстную группу из 15 человек, назвавшихся партизанами. Он распорядился, чтобы Киселев внес всех в свои списки и оформил им документы как бойцам отряда «За Родину». В эту же команду Афанасий включил и встретившихся в Ямполе разведчика зондеркоманды Лысенко и двух находившихся при нем сапожников. По договоренности с местными властями всех новобранцев Краков пристроил в Ямпольскую милицию. В течение нескольких дней они несли охранную службу, но затем в полном составе были арестованы «Смершем».

Легенда явно начала давать сбои. Возникла опасность и с другой стороны. Краков понимал, что абвер вряд ли всецело доверял ему, что принятие его плана еще не означало абсолютную бесконтрольность в советском тылу. Тем не менее, Афанасий очень бы удивился, если бы узнал, что его идеей внедриться в расположение советских войск воспользовались дважды. Одновременно с его отрядом в тот же район переправили командира диверсионной группы Зондеркоманды-204 Николая Му-равского. Правда, в задачи этой параллельной группы входило не только совершение диверсий, но и контроль за действиями группы из Зондеркоманды-203. Новое руководство в лице РСХА и гестапо не без оснований опасалось, что абверовцы Рейнхгардт, Цинк, Вайде, другие сотрудники Зондеркоманды-203 по-приятельски могли предупредить Кракова об организованной за ним слежке, а потому организовали операцию скрытно даже от своих.

Муравский должен был установить связь с агентами из группы Кракова в районе Ямполя, потребовать отчета о проделанной работе, перепроверить все сведения и выяснить, чем конкретно занималась группа в действительности. Кракову предписывалось войти в связь с начальником абверкоманды Иоганом Юнгом и в последующем действовать по его инструкциям. При необходимости Муравский должен был устранить Кракова и возглавить руководство его группой.

Задание Муравский выполнить не успел. Как только он навестил одну из явочных квартир, ее хозяин — осведомитель Кракова немедленно дал знать об этом своему резиденту.

Краков не стал дожидаться, когда его «заметут» в гестапо, а сам прибыл в особый отдел армии. Содержание разговора между ним и полковником В.Г. Шевченко весьма характерно для того времени. К сожалению, воспроизвести его целиком нет возможности, а потому придется ограничиться лишь фрагментами показаний одного и впечатлениями другого.

«Когда работать стало совершенно невозможно, — записано в протоколе допроса Полозова (он же Донцов, он же Краков), — в начале марта 1944 года я перешел в район Ям поля в расположение советской танковой армии и явился к начальнику контрразведки Шевченко, который знал о моей работе. Он заметил мне, мол, нехорошо: мой самовольный переход может отразиться на ходоках, посланных ко мне, они могут погибнуть. Я объяснил, обстановка сложная. Расстрелом Желнова занялось гестапо. Чтобы спасти Лукьяненко и Расторгуева, я их отправил к вам. Шевченко заставил написать отчет о проделанной работе».

Совершенно в ином свете представлена ситуация в изложении полковника Шевченко:

«Особый отдел вел работу по розыску агентуры немцев. Нам удалось разыскать несколько агентов. Они сообщили подробные данные о Кракове. В связи с тем, что Краков характеризовался как отъявленный головорез и мог покончить жизнь самоубийством, был вооружен двумя пистолетами и автоматом, вся группа была хорошо вооружена, мною было принято решение провести арест Кракова и розыск всех его агентов скрытно. Когда Краков был разоблачен как один из официальных сотрудников немецких разведорганов, он подробно рассказал о своей службе на немцев, сообщил фамилии еще 20 заброшенных в наш тыл агентов, нескольких радистов и пытался уговорить меня, что готов искупить свою вину на любом участке, куда будет направлен. Ни от меня, ни от других работников особого отдела Краков заданий не имел. Заданий никаких органов в тылу противника не выполнял. Никто из группы зондеркоманды никаких заданий не имел и не выполнял».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Отчего произошла такая метаморфоза? Что сделал Полозов такого, способного столь круто изменить к нему отношение? Он этого так и не узнал. Зато нам известно теперь все. В сопроводительном письме следственного отдела КГБ СССР от 5 июля 1990 года на запрос Главной военной прокуратуры говорилось:

«Направляется законченное проверкой архивное уголовное дело в отношении Полозова А.А… По нашему мнению, Полозов А.А. привлечен к уголовной ответственности необоснованно. В ходе проверки установлено, что Полозов, являясь начальником парашютно-диверсионной группы немецкого разведоргана Зондеркоманда-203, действительно, с сентября 1943 года установил связь с конрразведывательными органами «Смерш» и в последующем до момента ареста выполнял их задания.

Пом. Начальника отдела полковник В.С. Василенко».

Здесь допущена некоторая неточность. Не с сентября 1943 года Полозов установил связь с советской контрразведкой, а вышел на нее еще раньше. Почти сразу же по прибытии в зондеркоманду. Едва оказавшись в зондеркоманде и узнав о предстоящем забросе в наш тыл группы агентов-диверсантов, он, подвергая себя смертельной опасности, подошел к одному из них и просил сообщить о себе советскому командованию. Фамилию того агента Полозов не знал и потому нигде о нем не говорил. Зато в документах «Смерша» все зафиксировано четко: «Арестованный Кузнецов Иван Иванович, 1920 года рождения, уроженец дер. Черный Ключ, Кир-чанского района, Кировской области, русский. На допросе 20 июня 1943 года дал следующие показания: