Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

История церковного бракосочетания Тухачевского с некоей Еленой, племянницей смоленского лесника, остается загадочной. Есть сведения, что от этой связи у них родилась дочка. Она была болезненной и вскоре умерла. Такая же судьба постигла и ее мать.

Что ж до Юлии Кузьминой, то поначалу все шло неплохо. Тухачевский устроил дочку Светлану в закрытую школу для детей высокопоставленных особ в Старопименовском переулке. В первом классе она училась с дочерью Сталина. Юлию Кузьмину арестовали на пару месяцев раньше Тухачевского по обвинению в шпионаже в пользу Германии. Светлана Кузьмина немедленно была изгнана из школы в числе первых детей, родители которых были репрессированы. Однако осудили Юлию уже после расстрела Тухачевского на восемь лет лагерей как члена семьи «врага народа», хотя в официальном браке, как мы знаем, она с ним не состояла. Освободили только в мае 1945 года, но спустя несколько месяцев отправили в ссылку сначала в Сибирь, потом в Казахстан.

Еще в лубянских камерах ей пришлось встретиться с Бертой Платтен, женой Фрица Платтена, ближайшего соратника Ленина по финляндской эмиграции, помогавшего ему в организации переезда в Россию. Там же среди заключенных она увидела Маро Сванидзе, сестру первой жены Сталина, и жену видного чекиста Инну Артузову. Все они считали, что живыми из застенков им не выйти, но держались с достоинством.

Умерла Юлия Ивановна уже в восьмидесятых. Прах ее покоится в Севастополе, на могиле скромный памятник из черного лабрадора с ее именем. И здесь же, согласно завещанию покойной, выбита еще одна надпись: «Кузьмин Николай Николаевич. 1883 — 4/ІѴ 1937 г., революционер, коммунист с 1903 года, герой Гражданской войны». Не довелось Юлии Ивановне узнать место захоронения расстрелянного мужа, перед которым до конца своих дней она испытывала огромную вину.

Но возвратимся к Николаю Кузьмину. Судьба в очередной раз круто меняла линию жизни этого удивительного человека. В конце 20-х годов он уехал в Париж генеральным консулом СССР. То был очень активный и плодотворный период его жизни. Франция хорошо была знакома Кузьмину еще по вынужденной эмиграции после революции 1905–1907 годов. В Париже Кузьмин встречался со многими эмигрантами, некоторым он помог возвратиться на родину. О чем позже жалел, считая себя повинным в том, что впоследствии они оказались репрессированы как «враги народа».

Именно тогда во Франции случилась история с таинственным исчезновением одного из организаторов Белого движения в России генерала А.П.Кутепова. Обстоятельства пропажи Кутепова по понятным причинам (дело было в другой стране) до сего времени считаются невыясненными, однако существуют сведения о причастности к этому сотрудника иностранного отдела ОГПУ Николая Кузьмина. Если исходить из того, что в конце двадцатых немало командиров и комиссаров Гражданской войны находились за рубежом, причем ряд из них участвовали в осуществляемых ОГПУ акциях по обезглавливанию Белого движения, то версия о том, что история с Кутеповым не обошлась без участия Кузьмина, не так уж беспочвенна. Тем более что именно Николай Николаевич в спецархивах значится сотрудником иностранного отдела НКВД — своего рода предшественника нынешней Службы внешней разведки. В этой связи уместно отметить, что при довольно загадочных обстоятельствах в Китае был убит генерал А.И. Дутов, похищены, доставлены в Москву и осуждены атаман Б.В.Анненков и генерал Н.А. Денисов. И там, и там оставили свой след сотрудники иностранного отдела ОГПУ-НКВД.

Общался в Париже Кузьмин с французскими рабочими, коммунистами, представителями Коминтерна Жаком Дорио и Борисом Сувариным (Липшицем), через несколько лет обвиненными в переходе на позиции троцкизма и антикоммунизма. Это произошло уже после возвращения Николая Николаевича в СССР, но в 1937 году его контакты с ними были квалифицированы НКВД как шпионаж, заключавшийся якобы в получении от них инструкций для Тухачевского по организации и ведению антисоветской, троцкистской и прочей контрреволюционной деятельности.

По настоянию Гамарника, возглавлявшего Политуправление РККА, после возвращения из Франции Кузьмина назначили членом Военного совета — начальником политуправления Сибирского военного округа. Он еще продолжал поддерживать с Тухачевским отношения, будучи в командировках, заходил к нему, навещал жену и дочку. Чисто психологически Николаю Николаевичу, пожалуй, было непросто находиться в обществе Тухачевского, Уборевича, Дыбенко, Корка, да и многих других людей их круга, знавших о разладе в его семейной жизни и причинах случившегося. Может быть, от этой личной неустроенности, от природного честолюбия, несовместимого с сочувствием со стороны прежних своих товарищей, Кузьмин все же оставил военную службу.

Постановлением правительства Николая Николаевича назначили одним из руководителей Главсевморпути. Он снова оказался в Архангельске, куда в феврале 1918 года, будучи членом реввоенсовета 6-й армии, вступил с передовыми отрядами Красной гвардии.

Сведущие люди наверняка знают, что почти каждая громкая ледовая эпопея тех лет имела и свои негативные стороны, закрытые для остального мира. Говорилось только о подвигах и победах. Однако рядом с героизмом и самопожертвованием зачастую просматривались нераспорядительность, чья-то некомпетентность, а то и откровенная безалаберность чиновников. Спрос по всей строгости учинялся с руководителя, если даже он был совершенно непричастен к случившемуся либо имел к нему отношение весьма отдалённое.

Получилось так, что при заходе ледокола «Сибиряков» на один из малых островов Северного Ледовитого океана, где находились лагеря заключенных, корабль сел на мель. И сразу же нарушилась проводка судов на всем Севморпути — происшествие в условиях Арктики с ее кратковременной навигацией во всех отношениях чрезвычайное. Хотя причиной всему явились неправильные действия капитана и команды судна, отвечать пришлось Кузьмину: отклонился ледокол от курса, дескать, по чьему-то указанию из главка. Объясняться пришлось лично перед товарищем Сталиным, оправдываться перед которым было не принято. Позднее правительственная комиссия не нашла оснований для обвинения Кузьмина в случившемся, тем не менее его перевели с большим понижением в Тобольск начальником дистанции Севморпути — того самого отрезка, на котором «Сибирякова» снимали с мели.

Именно там, в Тобольске, где, по сути дела, Кузьмина никто и не знал, он вдруг оказался втянутым в круговорот начинавшегося трагического действа, именуемого массовыми репрессиями. Своеобразным прологом последующих событий явилось адресованное начальнику политотдела Тобольского отделения Главсевморпути заявление, написанное некоей гражданкой Е.И. Маховой, «кандидатом ВКП(б) парторганизации ОМТПУ Главсевморпути»: