Леонид Заика - Жертвы и палачи. По материалам процессов 1919–1953 годов

— М-да, — задумчиво произнес Еременко.

— Если бы директива Генерального штаба о приведении войск в боевую готовность была направлена несколько раньше, мы со своей стороны успели бы принять меры по поднятию боевой готовности, войска не понесли бы таких потерь и противник получил бы должный отпор.

Еременко понимал, что в словах командующего фронтом (теперь уже бывшего) была правда. Безусловно, опасаясь дать гитлеровцам повод для нападения на СССР, высшее руководство страны не решилось своевременно провести необходимы оборонительные мероприятия.

— Пойдемте в штаб, — официально произнес Еременко, давая понять, что разговор закончен, и развернулся к выходу из палатки командующего. — Соберите генералов, офицеров, обязательно найдите начальника связи фронта Григорьева и начальника разведки.

Павлов последовал за новым командующим фронтом. На улице его ожидал адъютант с телеграфной лентой. Жесткую суть телеграфного текста Дмитрий Григорьевич уловил сразу. Хотя Павлов со слов Еременко уже предполагал возможное содержание телеграммы, однако категоричный текст словно окатил ушатом холодной воды: «Прибыть в Москву 2 июля 1941». Прочитал раз, другой, третий. «Это все, отставка». Механически, не задумываясь, отдавал последние распоряжения, собирался в дорогу. А по штабу фронта уже ползли слухи: командующего снимают, отдают под суд.

Павлову вслух об этом никто, естественно, сказать не решался. Встречая сочувственные взгляды штабных офицеров, он вскипал, но волю себе не давал, сдерживался.

В отличие от сослуживцев, московские маршалы, судя по всему, о предстоящем отстранении Павлова от командованием фронтом знали. В одном из своих донесений Ворошилов изложил Сталину свои соображения о причинах неудач на Западном фронте. При этом маршал высказал мысль, что отстранение Павлова от командования войсками фронта не только не улучшит, а скорее лишь усугубит положение. Он понимал, что снятием в столь критический момент с должностей нескольких генералов, особенно таких, которые все же лучше владеют ситуацией, дело не исправить. Ворошилов предлагал не арестовывать Павлова, а понизить его в должности и поручить командовать танковой группой. Пускай, мол, покажет свои способности. Видимо, соображения маршала дали Москве информацию к размышлению. Так или иначе, можно определенно утверждать, что заступничество Ворошилова на несколько дней отсрочило арест командования Западного фронта.

Очевидно, узнав о предписании Павлову, а также Климовских, Григорьеву и командующему артиллерией Кличу прибыть в Москву и, предвидя дальнейшее развитие событий, Ворошилов приказал Мамсурову разоружить генералов и отправить их в сопровождении охраны. Так-то оно надежнее. То был еще не арест, решение об этом будет принято несколько дней спустя.

Генерал Павлов подошел к офицеру ГРУ первым. Снял ремень с пистолетом и подал их Мамсурову, крепко пожав ему руку:

— Не поминай лихом. Кстати, наверное еще когда-нибудь встретимся. Может в Могилеве…

Хаджи-Умар Мамсуров знал Павлова еще по Испании. Там в штабе обороны Мадрида ему представили веселого и жизнерадостного генерала испанской королевской армии «Пабло», которым оказался наш Дмитрий Павлов. Вторая встреча памятна тем, что в операции под Лас-Роса интернациональная бригада республиканцев по ошибке попала под обстрел… своих же танков. Потом, когда Мамсуров прибыл в штаб Центрального фронта и в присутствии Мерецкова, Кулика и Воронова (все будущие маршалы) попытался разобраться в инциденте, там появился Павлов и стал оправдываться за ошибку.

И вот третья, как оказалось, последняя встреча. Павлов воспринимал происходящее как должное. Он внешне «был спокоен и мужествен в эту минуту». Первым сел в легковую машину.

Вторым сдал оружие начальник штаба Климовских. Он был также спокоен, ничего не сказал и сел в ту же машину.

Третьим был командующий артиллерией фронта генерал Клич, боевой товарищ Мамсурова по Испании. Протянул свое оружие, с улыбкой обнял Мамсурова.

Через несколько минут колонна машин двинулась в путь на Москву. Павлов рассчитывал, что встреча со Сталиным все поставит на свои места, что он сумеет объяснить весь трагизм создавшегося положения и обусловившие его причины. Такими же надеждами жили и его спутники.

К Сталину попасть не довелось. Оказалось, все, что ему требовалось, он услышал от вернувшегося с Западного фронта Мехлиса. Собственно, главной целью той поездки Мехлиса было «установить истинных виновников в гибели фронта, детально разобраться, кто еще, кроме Павлова, виновен в серьезных ошибках». С поставленной задачей Мехлис справился.

Кто-то из «доброжелателей» шепнул адъютанту, что Иосиф Виссарионович просто не пожелал напрасно тратить время на выслушивание оправданий неудачливого командующего Западным фронтом. Немного отлегло от сердца, когда узнал, что его примет первый заместитель Председателя Совнаркома В.М. Молотов. В кабинет входил с уверенностью, что уж Молотов-то его выслушает и постарается понять. Простят, не простят — дело третье. Главное — попробовать разобраться, почему так все получилось.

Молотов руки не подал. Смотрел так, что Павлову стало казаться, будто взгляд зампреда проникает сквозь него, ни за что не зацепившись. Как в пустоте. Дрогнуло сердце, заторопился, засуетился генерал, сам себя за это ненавидя. Сбивчиво начал объяснять, сколь неожиданным для него и Военного совета фронта оказались подавляющее преимущество противника, мощь его ударов с воздуха по нашим аэродромам, скоплениям войск, тылам, линиям связи, действия многочисленных диверсионных групп. Молотов перебил:

— Вопрос об отступлении разберут на Политбюро. Вы свободны.

И все. Аудиенция закончилась. Стало ясно, что уже никаких объяснений никому на самом верху не потребуется — даже на заседание Политбюро не пригласили. Значит, отстраняют. Что ж, он готов идти на передовую, рядовым. Осталось только ждать, когда объявят решение.

Постановление Государственного Комитета обороны СССР об отстранении командующего Западным фронтом генерала Павлова от руководства войсками было принято 1 июля 1941 года. Но, похоже, окончательно с судьбой опального командующего в Москве еще не определились. Иначе чем объяснить тот факт, что спустя две недели — 16 июля состоялось второе постановление по этому вопросу, которым Павлов и другие военачальники были преданы суду военного трибунала.

Для опального генерала ожидание своей участи несколько затянулось. Дальнейшее развитие событий очень походило на ленивую игру сытого кота с доведенной до шокового состояния мышью. Он может дозволить себе даже отпустить ее на приличную дистанцию, чтобы потом настигнуть ловким броском, давить, рвать и терзать.