Ребекка Солнит - Мужчины учат меня жить [litres]

11 октября 1991 года одного профессора права пригласили дать показания в Юридическом комитете Сената по случаю конфирмационных слушаний Кларенса Томаса, кандидата в члены Верховного суда, выдвинутого Бушем-старшим. Выступала Анита Хилл. В частном интервью, а впоследствии, когда это интервью просочилось в прессу, и в ходе слушаний в Сенате, она перечислила несколько случаев, когда Томас (тогдашний ее босс) заставлял ее слушать его рассказы о просмотренном порно и делился с ней сексуальными фантазиями. Кроме того, он принуждал ее встречаться с ним. По ее словам, она отказалась, а он «не принимал моих объяснений», как будто бы простого «нет» было недостаточно. Хотя ее и критиковали за то, что она ничего не сделала сразу после этих эпизодов, не помешает вспомнить, что совсем незадолго до этого феминистки впервые ввели понятие сексуальных домогательств и окончательно сформулировали этот термин, а также что лишь в 1986 году, уже после описываемых Анитой Хилл событий, Верховный суд признал подобное поведение на работе реальным актом дискриминации. Рассказав обо всем этом в 1991 году, Хилл подверглась нападкам – нелепым и злобным. Нападали на нее исключительно мужчины; особенно изощрялись в шуточках, недоверии и ерничании мужчины-республиканцы.

Одного из свидетелей, который на основании кратких встреч с Хилл сделал вывод, будто она предавалась сексуальным фантазиям о нем, сенатор Арлен Спектер спросил: «Допускаете ли вы возможность того, что профессор Хилл выдумала, нафантазировала себе, как судья Томас говорит все эти слова, в которых она его обвиняет?» Как видим, налицо все тот же фрейдовский контекст. Говоря об отвратительном происшествии, женщина на самом деле выдавала желаемое за действительное и не смогла отличить одно от другого. Этот случай вызвал оживленнейшие споры и даже что-то вроде гражданской войны: многие женщины прекрасно знали, что такое повседневные домогательства и сколь многочисленными неприятными последствиями грозит их огласка, тогда как мужчины не понимали, о чем речь. Хилл вскоре подвергли унизительному допросу, ну а Томас в конечном итоге получил место в Верховном суде. Самые громкие обвинительные речи раздавались из уст журналиста-консерватора Дэвида Брока, который поносил Хилл сначала в статье, а потом и в целой книге. Спустя десять лет он отказался от всех своих нападок на нее, а заодно и от симпатий к правым, написав: «Я поступил опрометчиво, намеренно подрывая авторитет Хилл. Я готов был использовать практически все негативные – и часто противоречивые – предположения, которые собрал о Хилл в связи с делом Томаса… Как я тогда говорил, она была слабовата умом и на передок».

В итоге фраза «Я верю тебе, Анита» стала феминистским слоганом, а о Хилл часто говорят, что именно с нее началась революция повышения кредита доверия к женщинам, страдающим от домогательств на рабочем месте. Через месяц после тех самых слушаний был принят общенациональный закон о сексуальных домогательствах, и жалобы на подобные случаи стали появляться как грибы после дождя: людям дали возможность о них рассказывать. Парламентские выборы 1992 года прозвали «Годом женщин»: именно в этот раз места в Сенате и Конгрессе получили Кэрол Мосли-Брон, до сих пор единственная избранная в Сенат афроамериканка, и многие другие женщины.

Но даже и сегодня, стоит женщине сказать что-то малоприятное о поведении мужчины, как ее тут же выставляют неадекватной, безумной, злонамеренной, патологической лгуньей, не понимающей шуток занудой – или всем перечисленным сразу. Чрезмерность таких реакций напоминает рассказанную Фрейдом историю о сломанном чайнике. Один человек обвиняет соседа в том, что тот одолжил у него чайник и вернул его сломанным, а сосед отвечает, что вовсе он его не ломал, чайник уже был сломан, когда он взял его, и вообще никакой чайник он не брал.

Когда женщина в чем-то обвиняет мужчину, он сам или его защитники реагируют так остро, будто сама женщина становится «сломанным чайником», а мужчина – тем, кто брал его у соседа. По словам философа Славоя Жижека, «у Фрейда перечисление стольких несостоятельных аргументов в точности доказывает то, что говорящий пытается опровергнуть, – что он вернул-таки чайник сломанным».

Сколько же их, этих «сломанных чайников»! Через двадцать лет после случая с Анитой Хилл, когда гостиничная горничная Нафиссату Диалло обвинила в сексуальных домогательствах главу Международного валютного фонда Доминика Стросс-Кана, в газете New York Post ее обозвали проституткой, New York Review of Books опубликовала материал, намекающий на существование международного сговора, а команда высокооплачиваемых адвокатов Стросс-Кана заострила внимание популярных СМИ на том, что Диалло якобы искажала факты, получая статус беженки из Гвинеи (по ее собственным словам, она запросила этот статус, чтобы избавить свою дочь от процедуры женского обрезания, которой когда-то подверглась сама). Кроме того, репортеры начали выискивать несовпадения и нестыковки и в ее рассказе об инциденте со Стросс-Каном, хотя их наличие совершенно нормально для тех, кто пережил травму: им сложно восстановить связную историю на основе обрывков тяжелых воспоминаний. Уголовное дело прекратили, но Диалло выиграла гражданский процесс против Стросс-Кана и New York Post, поставив крест на карьере одного из самых могущественных мужчин мира. Вернее, это сделали она и еще несколько женщин, решившихся также предъявить ему обвинения в сексуальных преступлениях.

Даже в 2014 году, когда Дилан Фэрроу повторила обвинения в адрес своего приемного отца Вуди Аллена, она превратилась в очередной «сломанный чайник». Раздались гневные, осуждающие голоса; вспомнили дело по детскому саду Мак-Мартинов; Аллен разразился драматичной тирадой о том, что никак не мог приставать к девочке в той комнате на чердаке, о которой она говорила, потому что никогда эту комнату не любил, и добавил, что она, «несомненно», взяла идею с чердаком из какой-то песни, и предположил, что ее «подучила» мать, которая, вероятно, и вовсе сама написала текст обвинения, представленного Дилан Фэрроу. Возникло еще одно разделение по гендерному признаку: многие женщины верили девушке, потому что не раз сами слышали подобное, тогда как мужчины, казалось, ужасно испугались ложных обвинений и преувеличили их частоту.

Джудит Херман, чья книга «Травма и исцеление» посвящена жертвам изнасилований, детского абьюза и военных травм, пишет: «Молчание и ореол тайны – главная защита агрессора. Если произошедшее не удалось сохранить в тайне, насильник начинает сеять сомнения, можно ли доверять его жертве. Если не удалось заставить ее замолчать – он старается сделать так, чтобы ее никто не слушал… После любого эпизода жестокости, скорее всего, прозвучат одни и те же предсказуемые фразы: „ничего не было“, „она врет“, „она преувеличивает“, „она сама нарвалась“, и уж в любом случае „дело прошлое, надо жить дальше“. Чем влиятельнее агрессор, тем в большей мере он способен „формировать“ реальность, тем сильнее в итоге окажутся его аргументы».