Михаил Трофименков - Красный нуар Голливуда. Часть II. Война Голливуда

Кауфман сделал фоном матримониального водевиля сугубо вашингтонскую проблему. На работу и службу в столице призвали столько народу, что свободное жилье кончилось в мгновение ока. Апартаменты, где проводили медовый месяц герои водевиля, превратились в безумную коммуналку. Что русскому здорово, то американцу смерть. Снайпер Наталья Москорофф, истомившаяся в отдельном номере, с восторгом влилась в привычный коммунальный мир. Гнев Бесси утрирован и беспомощен: страшнее антисоветчины, чем водевиль Кауфмана, в Америке, влюбленной в русских, было не сыскать. Появление Натальи сигнализировало лишь о популярности Павличенко, как и экранизация «Девушек» (1944) с Евой Арден в роли Натальи.

Характерно, что о «после СССР в Голливуде», спецпредставителе Комитета по делам кинематографии (КДК) Михаиле Калатозове, тот же Бесси писал без особого почтения.

Его красивая жена-актриса [29] Елена Юнгер, жена Акимова, но спутница Калатозова. приготовила и подала один из тех русских ужинов, которые длятся часами не только из-за количества блюд, но и потому, что каждое блюдо неоднократно прерывается тостами.

Калатозов и его жена не говорили по-английски.

Хозяин провозгласил тосты в честь своей жены, Бетт Дэвис, Нормана Корвина, переводчицы Зины, Золтана Корды, меня, моей жены и носимого ею во чреве ребенка, который, будь то мальчик или девочка, понесет вперед великие демократические и даже революционные традиции американского народа.

Он пил не из бокала, а из рога, и его способность поглощать водку была столь же поразительной, как и его аппетит. Его громовый голос, наверное, был слышен через четыре дома, и он терпеть не мог, чтобы его прерывали.

Медовый месяц США и СССР длился почти четыре года.

В 1942-м Time объявил Сталина человеком года. В 1943-м Life посвятил СССР спецвыпуск со Сталиным на обложке. Америка восхищалась его чуть уловимой, спрятанной в усы улыбкой (скорее, тенью улыбки), которую запечатлела Бурк-Уайт, единственная американская журналистка, снимавшая мать Сталина, и единственная, оказавшаяся в Москве 22 июня. Безнадежно непроницаемый «Джо» (странно было бы требовать от Сталина военной поры голливудской улыбки) чуть расслабился, увидев, как Литвинов, посол в США, словно мальчишка-ассистент, легким движением руки меняет лампы-вспышки, будто всю жизнь только этим и занимался.

Колдуэлл, муж Бурк-Уайт, написал повесть о партизанах «Всю ночь напролет». Йип Харбург — хит «И имя ее — Россия». По инициативе Робсона вышел сборник «Любимые песни Красной армии и флота». Моднейший бэнд «Фред Уоринг и Пенсильванцы» наяривал «Три танкиста, три веселых друга» по радио NBC. На CBS Орсон Уэллс читал «Петю и волка». Сэндберг посвятил стихи Шостаковичу. Седьмой симфонией Шостаковича дирижировал 4 октября 1943-го Стоковский. Пятой симфонией, посвященной Роем Харрисом советскому народу и исполненной в 25-ю годовщину Красной армии, 23 февраля 1943 года, — Кусевицкий. Даже этот белоэмигрант перешел на язык агитпропа, назвав искусство «мощным оружием войны».

Клёрман поставил в театре «Гильдия» «Русских людей» Симонова в адаптации Одетса. Премьеру посетили Литвинов и американский посол в Москве — адмирал Стэндли, министр финансов Моргентау, прочая знать. Спектакль, впрочем, выдержал всего лишь 39 представлений. Не состоялась и экранизация «Русских людей» Майлстоуном на основе версии Одетса и с Ингрид Бергман в главной роли, задуманная продюсерами Борисом Морросом и Сэмом Спигелем. Моррос — единственный достоверно установленный советский разведчик в Голливуде, но это отдельная история: к фильму по Симонову НКГБ отношения не имел.

Ленгстон Хьюз воспевал Сталинград:

Эдвард Робинсон мечтал выступать на фронте, перед бойцами Красной армии, сыграть в советском фильме. Но Глава КДК Большаков ответил: «Кинокомитет не предвидит возможностей использования Робинсона в советских картинах».

Синатра как простой волонтер принимал в офисе ПРВ одежду, пожертвованную нью-йоркцами русским людям. В честь ПРВ Эллингтон 23 января 1943-го исполнил в Карнеги-холле симфонию «Черное, коричневое и бежевое». Радио разносило по всей Америке стихи, которые Стивен Бене — поэт и агент УСС — прочитал на очередном благотворительном банкете ПРВ на тысячу человек в нью-йоркском отеле Waldorf-Astoria 18 мая 1942-го:

Да что там Бене. Джей Горни и Генри Майерс положили на музыку строки специального бюллетеня, выпущенного генералом Макартуром, убежденным антикоммунистом, после разгрома немецких войск под Москвой:

Сложившаяся ситуация свидетельствует о том, что надежды цивилизации покоятся на достойных знаменах храброй Красной армии.

Когда Джея вызвали в КРАД, его спросили, писал ли он музыку для песни о Красной армии. Он сказал: «Да, но только музыку. Слова написал генерал Макартур». — Эдвард Элиску .

Лоузи в ожидании, когда же армия наконец ответит ему взаимностью и призовет под свои знамена, за такую же символическую плату, как в ФТП — 30–35 долларов в неделю — режиссировал шоу-митинги ПРВ в Нью-Йорке, Вашингтоне, Бостоне, Чикаго, Детройте.

Белоэмигрант Семененко, питавший горячие патриотические чувства к России, работал вице-президентом Первого национального банка в Бостоне. Банк много инвестировал в ведущие киностудии. Мне было достаточно сказать ему: я хочу Тайрона Пауэра, Элеонор Пауэлл, да кого угодно — и он их привозил. Ораторами на первом митинге были лорд Галифакс, Громыко, Генри Уоллес и Джозеф Дэвис.

Апогея кампания за второй фронт достигла 22 июля 1942-го: по призыву КПП шестьдесят тысяч человек собрались в парке Мэдисон-сквер. Честь считаться режиссерами митинга у Лоузи будет оспаривать Мартин Ритт.

Тот, кто мешает нашим усилиям, кто требует невмешательства, является врагом нашей республики. — Cенатор Клод Пеппер .

У нас есть люди, есть необходимые материалы. И мы знаем лишь один путь к победе — немедленное открытие второго фронта. — Джозеф Керран .

С четырнадцатиминутным обращением по телефону из Голливуда выступил Чаплин.

На полях сражений в России решается вопрос, восторжествует демократия или погибнет. Судьба союзников в руках коммунистов. Русским очень нужна помощь. Они просят нас открыть второй фронт. Можем ли мы позволить себе ждать до тех пор, пока будем полностью готовы и уверены в победе? Можем ли мы позволить себе роскошь играть наверняка? Россия сражается у последней черты. Но эта черта — и последний оплот союзников. Когда рушится наш мир, наша жизнь, наша цивилизация, мы обязаны пойти на риск. ‹…›