Дарина Григорова - Русский Феникс. Между советским прошлым и евразийским будущим

За 23 года независимости украинской нации галицийского образца не удалось переломить восточных украинцев, но большая часть молодого поколения была поражена, некоторые его представители с улыбкой бросали бутылки с «коктейлем Молотова» и без зазрения совести поджигали живых соотечественников только потому, что те носили георгиевские ленточки, как это было в Одессе (2 мая 2014 года, Одесская Хатынь). Попытка навязать этноцентрическую модель галицийского образца привела к началу частичной необъявленной гражданской войне на Донбассе в 2014 году.

Андреас Каппелер отмечает, что власти Украины допустили ошибку, когда в первую очередь после Оранжевой революции (2004 г.) возвели в культ Степана Бандеру и таких персонажей как Петлюра или Мазепа, которые не могут играть объединительную роль для всей Украины, страны мультиэтничной. По мнению А. Каппелера, самым подходящим историческим героем был бы Богдан Хмельницкий — таким образом, мог бы быть расширен «узкий моно-этнонациональный подход» к мультиэтничной украинской истории [323] Andreas Kappeler. From an Ethnonational to a Multiethnic to a Transnational Ukrainian History. Laboratory of Transnational History: Ukraine and Recent Ukrainian Historiography. Edited by Kasianov, Georgiy, Ther, Philipp. Central European University Press, Budapest-New York, 2009, p. 61, 72. .

Основу другого подхода к украинской истории и идентичности составляет «транснациональная история», попытка избегнуть «национальных рамок историографии», в последнее время он приобрел большую популярность — как часть преформатирования исторической науки по критериям глобализации. Дефиниция, которую дает «транснациональной истории» Филипп Тер, — это прежде всего исследование транскультурных связей, а не дипломатия или интернационализм [324] Philipp Ther. The Transnational Paradigm of Historiography and Its Potential for Ukrainian History. Laboratory of Transnational History: Ukraine and Recent Ukrainian Historiography. Edited by Kasianov, Georgiy, Ther, Philipp. Central European University Press, Budapest-New York, 2009, p. 82, 84, 86. . Это своеобразное продолжение подхода «культурного трансфера» или «трансфера истории», который был реализован во Франции в 80-е годы [325] «histoire croisee» («crossed history») .

Подобные теоретические конструкции представляют особый интерес для сравнительной

истории, но в случаях наличия в национальной идентичности болезненного дуализма с исторической обремененностью (наследство двух империй — габсбургской и российской), каковым является дуализм украинский, вряд ли могут открыть секрет примирения и созидания общей или, по крайней мере, необремененной саморазрушительной враждой идентичности.

Канадский историк украинского происхождения Джон-Поль Химка пришел к выводу, что современных украинских идентичностей две — «центральноевропейская» и «постсоветская», их разделяет географический и языковой принцип: «Центральноевропейская идентичность укроиноязычна и доминирует на западе, постсоветская идентичность русскоязычна и почти повсеместна на Украине; сердцевиной «центральноевропейской» украинской идентичности является Галиция, а пространство «постсоветской» украинской идентичности — советская Украина в границах до 1939 года (до присоединения Галиции Сталином). Что же касается Киева, то Химка различает в нем зарождение «евро-украинской» идентичности, представляемой элитой, которая имеет характер «общеукраинской» идентичности, но процесс этот все еще не завершен [326] «Central European Identity», «post-Soviet Identity», «Euro-ukrainian Identity the most all-Ukrainian Identity in Ukraine»: John-Paul Himka. The Basic Historical Identity Formations in Ukraine: A Typology. Harvard Ukrainian Studies, Vol. 28, No. 1/4, RUS' WRIT LARGE: LANGUAGES, HISTORIES, CULTURES: Essays Presented in Honor of Michael S. Flier on His Sixty-FifthBirthday (2006), pp. 483–484,495. .

В постсоветской Украине язык, однако, не является национальнообразующим фактором — таковым, скорее, служит фактор политический, используемый различными региональными силами в целях электоральной победы. Второй майдан наглядно продемонстрировал наличие феномена рус-скоговорящих без характерного акцента с глухим «г», но с украинским этноцентричным сознанием граждан юго-востока — результат политики «национализации истории», форсируемой после Оранжевой революции, начало которой было положено уже в первые годы независимости Украины. В то же время некоторые украинские граждане, сохраняющие приверженность этнодуалистической модели Малороссии, говорят по-русски с акцентом.

Химка приводит примеры реконструирования «центральноевропейской» украинской идентичности после 1991 года посредством украинской диаспоры Канады и США, представленной преимущественно выходцами из западных областей и потомками коллаборационистов из УПА и ОУН. Ученый отмечает также особую роль грекокатолической церкви Украины, которая была возрождена в 1989 году и митрополитом которой в Львове стал украинец американского происхождения подобно выходцам из эмигрантских кругов, ректорам Львовской духовной академии (будущего Украинского католического университета). Это характерно и для круга представителей «оранжевой» власти, в частности министром правосудия стал американец украинского происхождения. После 2004 года ключевые позиции были заняты множеством неправительственных организаций, представляющих украинскую диаспору Канады [327] John-Paul Himka. The Basic Historical Identity Formations in Ukraine: A Typology. Harvard Ukrainian Studies, Vol. 28, No. 1/4, RUS' WRIT LARGE: LANGUAGES, HISTORIES, CULTURES: Essays Presented in Honor of Michael S. Flier on His Sixty-FifthBirthday (2006), p. 493–494. .

Химка ополчился против глорификации УПА и ОУН после 1991 года и канонизации роли коллаборационистов, служивших Гитлеру во время Второй мировой войны в качестве «ключевой украинской идентичности», чем вызвал гнев современных украинских националистов, обвинивших его в предательстве. Химка самоидентифицируется как украинец, разговаривает в семье на украинском языке, так же воспитывает своих детей в Канаде. А в 2010 году он написал своему другу, что проиграл битву и что «быть украинцем сегодня, означает принять их [УПА] наследство» [328] «I think I may be done crusading. But my crusade was not anti-OUN-UPA as such, it was a crusade to keep OUN-UPA from becoming a central point of Ukrainian identity. I think I lost that battle. To be ‘Ukrainian’ today means to embrace their heritage». John-Paul Himka to Alan Rutkowski, April 29,2010. John-Paul Himka. Challenging the Myths of Twentieth-Century Ukrainian History. – The Convolution of Historical Politics. Edited by Alexei Liller and Maria Lipman. Central European University Press. Budapest-New York, 2012, p. 226. .

Объектом агрессивной критики за инакомыслие стал не только Джон-Поль Химка, но и более умеренные и даже относящиеся с симпатией к галицийской модели, такие историки как Марк фон Хаген подвергаются нападкам со стороны украинской цензуры в ответ на политкорректное приглушение и малейшее отклонение от канона интерпретации украинской идентичности. Фон Хаген делился, что его обзывали «русским империалистическим волком» [329] Marc von Hagen. Revisiting the Histories of Ukraine. Laboratory of Transnational History: Ukraine and Recent Ukrainian Historiography. Edited by Kasianov, Georgiy, Ther, Philipp. Central European University Press, Budapest-New York, 2009, p. 27. .