Дмитрий Брикман - Детский недетский вопрос

Я бы притворялся, если бы говорил: «Да нет, это вообще ни к чему». Приятно, когда тебя узнают, улыбаются тебе, приятно знать, что ты пользуешься авторитетом. Это плата за то, что ты делаешь, за твой труд. Иногда, конечно, бывают неудобные моменты, когда все время просят сфотографироваться или дать автограф.

Я всегда это делаю, я считаю, что это часть работы, а когда некоторые мои коллеги начинают корчить рожи и говорить: «Вот надоело», я им говорю: «Знаете, я хочу дождаться того дня, когда у вас не будут просить автографа и не будут просить сфотографироваться с вами, я тогда на вас посмотрю, как это вам будет нравиться». Так что это маленькое неудобство за то, что ты известен, и я бы ответил: да, приятно быть знаменитым.

Друг — это работа.

Знаете, тут лишь надо иметь в виду, что на разных языках это слово означает совершенно разные вещи. Скажем, в Америке ты можешь сказать: «Познакомьтесь, это мой друг — my friend». Это ничего не значит, я мог познакомиться с ним вчера в баре, мы вместе выпивали, и вот он my friend. Если вы по-русски говорите: «Познакомьтесь, это мой друг», вы делаете заявление: «Это человек, которого я люблю, который мне близок, которому я абсолютно доверяю, который всегда меня будет поддерживать и выручит меня так же, как я его». То есть вы даете понять, что это не просто приятель, коллега, а это особый человек для вас. И конечно, эти отношения дружбы требуют работы.

Мне кажется, что взрослость заключается ни в том и ни в другом.

Это трудный вопрос. Может быть, один из признаков взрослого человека — его потребность спрашивать себя: «Кто я?»

Да, это замечательный вопрос. Очень сложный. В три года, конечно, на него нет ответа. Потому что мы себя познаем по мере того как взрослеем. Ведь мы же не знаем, как поступим в том или ином случае, пока этот случай не произойдет. Есть люди, которые говорят: «Если меня будут пытать, я никогда никого не выдам». Я всегда их спрашиваю: «Тебя когда-нибудь пытали? — Нет. — Тогда не говори, ты не знаешь». Я бы даже сказал так: человек, который ничего не боится, это не храбрый человек. Храбрый тот, кто преодолевает страх. А если ты ничего не боишься, что тогда преодолевать? Страх — это такая вещь, которая иногда вынуждает совершать поступки, на которые, как ты считал, ты не способен. Я думаю, что мы до конца жизни не знаем точно, кто мы.

Я ответил в том смысле, что я понимаю свои основные черты. Но мне, между прочим, 86 лет. Я долго живу на свете, и до сих пор у меня много сомнений. Я только знаю, что нет ничего сложнее человека, что человек совершенно непредсказуем. Я знаю о себе какие-то элементарные вещи, но только гениальные люди, чаще всего писатели, по-настоящему разбираются в людях. Как, скажем, Достоевский.

Нет, я его очень не люблю, но я его читаю, потому что он меня поражает и завораживает. Я думаю, это был плохой человек, потому что он тонко разбирается в наших мерзостях, как тот, кому они лично знакомы. Он мне не симпатичен, но я им восхищаюсь как великим писателем. Пушкин мне намного симпатичнее как личность. Так что ответить на ваш вопрос о том, кто я, могу только так: я Владимир Познер.

Эти определения человечество вырабатывало всю свою историю. Во всех религиях этот вопрос является одним из центральных. Для меня черты хорошего человека — это доброта, сострадание, отсутствие эгоизма. То есть это человек, который не ставит себя на первое место, который сомневается прежде всего в себе, который открыт для иного мнения и способен выслушать другого. И это человек прощающий. Он необязательно умный, заметьте, потому что очень умный может быть и очень плохим.

Не мне судить, но хотелось бы думать, что да.

Я думаю, что можно, хотя и очень непросто. Для этого требуются особые, порой шоковые обстоятельства. При этом человека как такового изменить нельзя. Если мы почитаем, скажем, древних греков, литературу, написанную 2500 лет назад, то мы увидим, что все основные человеческие черты как были, так и остались. Существенно изменить человека, я думаю, невозможно.

Мне кажется, что девочка задала этот вопрос относительно мальчика, в котором ей что-то не понравилось. И вот она думает: «Может быть, я поменяю его». Есть такая возможность?

Да, может быть, своим примером. Бывают неожиданные вещи, я могу привести свой случай. Лет 50 назад, я на тот момент уже был взрослым человеком, я попал на фильм «Пролетая над гнездом кукушки». Я совершенно точно знаю, что этот фильм меня изменил. Он перевернул мои представления о смысле жизни.

Я видел довольно много страшных вещей, и одна из них — это гигантская толпа, которая давила себя, чтобы пробиться в Колонный зал, где лежал гроб со Сталиным. В течение трех дней этот гроб стоял, и сотни тысяч, если не миллионы, людей пытались туда пройти. Был март, гололед, люди скользили, падали. Никто точно не знает, сколько тысяч погибло под ногами других. Толпа — это страшная вещь, она неуправляема, она бессмысленна; я думаю, что это одно из самого страшного, что я когда-либо видел.

Я в это время жил в гостинице «Метрополь», напротив Колонного зала, и с одним человеком смог пройти. И не погиб случайно.

Совершенно очевидно — для самозащиты, для того чтобы не открыться и не получить рану. Например, в Японии, где недавно закончились съемки моего фильма, постоянно носят маски. У каждого японца идет борьба между двумя состояниями: татэмаэ и хоннэ. Татэмаэ — это то, каким тебя должны видеть окружающие, а хоннэ — это то, кто ты на самом деле. И чтобы скрыть хоннэ, у тебя есть как бы ничего не выражающая маска. И это вырабатывает определенные привычки: на работе одно лицо — дома совсем другое лицо. В разных обстоятельствах разные лица. А люди, которые живут без маски, очень редко встречаются.