Александр Бушков - Крым и крымчане, или Тысячелетняя история раздора

Много это или мало? В одном из английских романов конца XVIII столетия служанка из зажиточной, но не особенно богатой семьи (ее хозяин — простой сельский священник) покупает у другой служанки воротник из самых дешевых кружев для выходного платья. И платит семь шиллингов.

Вот и мерка. Укради этот воротничок какой-нибудь бродяга или мелкий воришка — и как минимум Австралия ему обеспечена, если не виселица. В положение форменного раба (ссыльных в Австралии открыто покупали фермеры) можно было угодить и за добытого браконьерским образом кролика, и за попытку создать профсоюз. Так что речь шла не о каких-то жутких преступниках…

С англичанами как-то не получилось (как и у австрийского императора), зато Потемкин переселил к себе 61 семейство корсиканцев. Он отказался лишь от американцев — в 1784 году изрядное число «лоялистов», то есть американцев, во время войны за независимость Штатов державших сторону англичан и потому после победы повстанцев вынужденных бежать, обратилось к светлейшему с прошением, желая поселиться в России. Потемкин отказал по причинам чисто идеологическим: «Они могут быть потомками тех, кто выехал из Англии во время революционных войн прошлого века и придерживаться взглядов, никоим образом не приемлемых в России».

По приказу Потемкина формировались полки из греков и казаков, высаживались леса, создавалась шелковая мануфактура, заводили плантации сахарного тростника, виноградники, фруктовые сады, развивали скотоводство. Уже в 1782 году в Херсоне обосновались многочисленные купцы. Кроме нескольких французских торговых фирм, появились польская, константинопольская (принадлежавшая не турку, а европейцу), австрийская и русская.

В 1787 году состоялось знаменитое путешествие Екатерины в Новороссию и Крым. В то же самое время, увы, и родилась очередная «черная легенда» о «потемкинских деревнях». В Гамбурге вышла даже целая книга «Потемкин Таврический», набитая небылицами от корки до корки. Утверждалось, что поселения, которые императрица видела во время плавания по Днепру, на самом деле были чистейшей бутафорией — фасады домов якобы представляли собой раскрашенные картонные щиты, тысячи крестьян якобы привезли из России и заставили изображать местных. Все это: и декорации, и крестьян, и стада скота, будто бы за ночь перевозили на новое место, а потом демонстрировали Екатерине в качестве новых поселений. Херсонская крепость якобы тоже — сплошная картонная декорация и вскоре развалится от ветра, корабли Черноморского флота — одна видимость, сколочены из фанеры, а у кавалерийских полков нет лошадей.

Таврическая губерния. Открытка

В те времена еще не существовало терминов «черный пиар» и «информационная война», но действия, под эти термины подпадающие, уже применялись широко, впервые их пустили в ход еще ливонские немцы во времена войны с Грозным. Ну, а потом, в связи с «развитием печатного дела на Западе», как выразился бы Остап Бендер, всевозможные пасквили хлынули лавиной.

Автор вышеназванного рукоблудия был прекрасно известен уже в те времена — саксонский посланник Георг фон Гельбиг, отроду не бывавший в описываемых им местах. Исторической точности ради нужно уточнить, что начал все же не он, а недоброжелатели Потемкина в Петербурге. Англичанка леди Крейвен писала, что петербуржцы рассказывают ей многое из того, что потом повторит в своем пасквиле Гельбиг. Но вывод сделала трезвый, писала, что эти слухи распространяют «завидующие Потемкину». «Тот факт, что он стал губернатором Тавриды и командующим стоящих там войск, вероятно, породил тысячу ложных слухов об этом крае, чтобы преуменьшить его достижения». Перед поездкой императрицы один из доверенных людей Потемкина докладывал — подобные слухи запускаются в оборот уже несколько лет, а императрице «доброжелатели» нашептывают, что она увидит лишь «раскрашенные ширмы»…

Дожившее кое-где до наших времен представление о бутафорских «потемкинских деревнях» — чистейшей воды брехня, уже во время той поездки разоблаченная по полной. Один из многочисленных биографов Потемкина С. Себаг Монтефиоре (несмотря на итальянскую фамилию, англичанин) резонно пишет: «Что же касается веселящихся поселян и их стад на берегах Днепра, то такие массы народа и животных никто бы не смог перемещать со скоростью движения флотилии, тем более по ночам. Неспособность Потемкина замаскировать свое фиаско с застрявшей кухней в Кайдаке, когда ему самому пришлось стряпать обед для двух монархов, только подтверждает, что он не мог перевозить тысячи людей и животных на огромные расстояния, чтобы обманывать своих гостей».

Екатерина была слишком умна, чтобы ее можно было обмануть «раскрашенными ширмами», «картонными» крепостями и «фанерными» кораблями. Укрепления Херсона и Черноморский флот не менее чем из двадцати боевых кораблей привели ее в восторг — причем она самолично поднималась на борт одного из фрегатов, оказавшегося ничуть не фанерным, как и остальные. А увидев великолепные полки легкой конницы в Кременчуге, воскликнула: «Как же меня обманывали!» И писала потом Потемкину о том, что видела: «Врагов своих ты здорово ударил по пальцам».

Самое примечательное здесь то, что Екатерину сопровождали в поездке император Священной Римской империи Иосиф II, австрийский принц де Линь, курфюрст одного из маленьких германских государств принц Нассау-Зиген, польский король Станислав Понятовский, послы Франции, Австрии и Англии. И никто из них не увидел ни «картона», ни «фанеры», ни «раскрашенных ширм». Совсем даже наоборот.

Если заниматься дешевой демагогией, можно обвинить в «подыгрывании» Потемкину одного Понятовского. Бывший любовник Екатерины (и, кажется, продолжавший ее любить), король, под которым шатался трон, отчаянно нуждался в русской помощи. Но у всех остальных «подыгрывать» не было ни малейших поводов. Император Иосиф (не такой уж и доброжелатель России) оказался просто в восхищении от Севастополя, его кораблей, береговых батарей, домов, лавок, госпиталей и казарм — все это разместилось там, где всего три года назад было голое место. «Самый прекрасный порт, какой мне доводилось видеть», — писал Иосиф о Севастополе, — а ведь видел он всего лишь наметки будущего могучего военного порта. Принц Нассау говорил, что корабли Черноморского флота могут «положить турецкий флот себе в карман» (принц, между прочим, был профессиональным военным, участвовал не в одной европейской кампании, совершил длительное морское путешествие с известным французским исследователем Бугенвилем, так что кое в чем хорошо разбирался). Принц де Линь писал в Париж: «Мы слышали смешнейшие истории о том, что на пути нашего следования стояли картонные деревни, что корабли и пушки были нарисованными, а кавалерия — без лошадей. Даже многие русские, завидовавшие нам, участникам путешествия, будут уверять, что нас обманули». В общем, никто из участников поездки в «бутафорию» решительно не верил. Еще один непредвзятый свидетель — венесуэльский путешественник де Миранда, чьи мемуары до сих пор считаются в России ценным историческим источником. И он никакой бутафории не усмотрел — однако «черная легенда», как я уже говорил, к сожалению, оказалась живучей и дотянула до нашего времени…