Александр Бушков - Крым и крымчане, или Тысячелетняя история раздора

Александр с полным на то основанием припечатан известными строками Пушкина:

Чего-чего, а лукавства было в избытке… Будучи наследником престола, сей персонаж преспокойно участвовал в заговоре против родного отца. Правда, с невинным и озабоченным видом уточнял: он согласен во всем участвовать, только если дело не дойдет до убийства, а ограничится всего-навсего отречением и камерой в какой-нибудь надежной крепости (хотя не мог не подозревать, что господа гвардейцы зайдут дальше).

Глава заговора граф Пален твердо обещал, что ни один волос с головы свергнутого монарха не упадет. Александр поверил (или, будучи уже тогда неплохим лицедеем, сделал вид, что поверил). Однако кончилось все как раз убийством: табакеркой в висок, потом придушили офицерским шарфом. Александр, всякий мог видеть своими глазами, ужасно переживал, но недолго.

В юности, будучи еще престолонаследником, он излагал одному из своих воспитателей, швейцарцу Лагарпу, едва ли не революционные взгляды. И после вступления на престол пообещал провести самые широкие демократические реформы. Государственный деятель Сперанский, всерьез этому поверивший, принялся и в самом деле готовить программу самых широких реформ — но очень быстро оказался в опале и в ссылке, только там и сообразив, что вся болтовня императора о реформах была не более чем «игрой на публику».

Сам законченный мистик (нечто вроде современных контактеров и экстрасенсов), император привечал при дворе таких же мистиков в немалом количестве — чего стоит один салон баронессы Крюденер… Тогда появился и журнал «Столп Сиона», вовсю пропагандировавший идеи великосветских мистиков. Название это не имеет ничего общего с горой Сион, ни тем более с сионизмом (которого тогда попросту не существовало), ни вообще с еврейством. Тогда слово «Сион» было просто-напросто крайне популярным среди тогдашних мистиков «рабочим термином» — как теперь «чакры» и «астрал». (Став императором, Николай I без колебаний шуганет эту публику, и она вспугнутыми тараканами разбежится по темным углам.)

Но главный вред был не в мистических забавах… Александр и в самом деле провел серьезные «либерально-демократические» реформы — вот только в паре отдельно взятых провинций — в Финляндии и Польше.

Финляндия получила самую широкую автономию: свой сейм (парламент), практически полное самоуправление при лишенном практически всех полномочий русском наместнике, своя денежная система, отсутствие рекрутского набора. Свои законы. Вплоть до краха монархии Финляндия оставалась головной болью жандармерии и Охранного отделения — туда в случае чего бежали революционеры всех мастей, и извлечь их оттуда было крайне трудно. Дошло до того, что полицмейстер Гельсингфорса (как тогда назывался Хельсинки) прятал у себя подпольщиков — и старательно их предупреждал о всех действиях жандармерии и Охранки (по должности получал массу секретных материалов). И наконец, Александр присоединил к Финляндии часть считавшихся исконно русскими территорий — отчего впоследствии граница Финляндии пролегла на расстоянии выстрела дальнобойного орудия от Ленинграда. И горячие финские парни всерьез намеревались создать «Великую Финляндию» протяженностью чуть ли не до Урала. Выправлять это положение немалой кровью пришлось уже Сталину…

В Царстве Польском (той части Польши, что при разделах отошла к России) обстояло трудами Александра еще вольготнее. Не только свой сейм, но и своя конституция (чего до революции так и не дождалась ни одна национальная окраина империи, не говоря уж о славянских землях). Своя денежная единица, злотый, своя армия, польский язык в качестве государственного, практически полное самоуправление. Причем на гражданских и военных должностях сидело немало субъектов, в свое время долго воевавших против России — кто в составе наполеоновской армии, кто еще и участвовал в конце XVIII века в мятежах Костюшко. Наместник, цесаревич Константин (формально и глава польской армии) был фигурой чисто номинальной — и ничуть не пытался такое положение исправить, ему и так было хорошо. Занимался он в основном женщинами, докатываясь порой до откровенной уголовщины. Чему примером история с красавицей француженкой, женой португальца-ювелира. Когда она ухаживания Константина отвергла, по его приказу несговорчивую красавицу похитили средь бела дня и привезли во дворец Константина, где в его присутствии несговорчивую стали скопом насиловать пьяные гвардейцы. Увлеклись так, что она умерла, — но Константину претензий никто не предъявил…

Великий князь Константин, наместник Царства Польского

Казалось бы, что полякам не жить спокойно при таких вольностях? Однако не зря еще в конце XVIII века видный писатель и просветитель, литвинский шляхтич Гуго Коллонтай говаривал: «Воевать поляки не умеют. Но бунтова-ать!» Вот и в предпоследний год царствования Александра, в 1824-м в Житомире собрались заговорщики, чьей целью было не просто добиться полной независимости Царства Польского, а восстановить Речь Посполитую в границах 1772 года — то есть включить в ее состав литовские, белорусские и украинские земли.

Польское восстание 1830 г.

Вот тогда-то в чью-то (ничего не скажешь, безусловно умную) голову и пришла идея не ограничиваться чисто военным мятежом — привязать к себе малороссов, внушив им, что по национальной принадлежности они прямо-таки братья поляков, а вот к русскому народу не имеют никакого отношения.

И работа закипела серьезная. Именно эти деятели и ввели в употребление слово «москаль». «Большой ученый» Францишек Духиньский писал, что русские, то есть украинцы» и «москали» — вообще народы двух разных рас. Москали якобы происходят от некоего «туранского народа», родственного монголам. Ну, а украинцы, хвала им и честь, славянский, европейский, цивилизованный, в отличие от москальских варваров, народ, который под чутким руководством братьев-поляков найдет свое место в Европе. Ага, вот именно. Тогда и появилось: «Украина — це Европа».

Первым делом малороссам стали внушать, что само это слово «малоросс» крайне унизительно, невероятно оскорбительно для «украинского народа». При этом поляки с восхитительной нелогичностью предпочитали не вспоминать, что в самой Польше термин «малопольский» как раз и обозначал те коренные земли, то ядро, которое и стало в раннем Средневековье истоком польской государственности, а Великой Польшей именовались территории, пусть и населенные этническими поляками, но вошедшие в состав Польского королевства гораздо позже…