Новелла Матвеева - В.С. Высоцкий. Слово прощания

Это были самые светлые похороны. Надо было видеть собственными глазами, как люди шли мимо его гроба, шли часа три-четыре (если бы можно - шли сутками). Надо было видеть Таганскую площадь: море людей, притихших, возвышенных. Море людей и море цветов. Правда, был момент, когда выносили гроб из театра к автобусу и когда, казалось, эти люди, хлынувшие навстречу, сомнут милицейские посты и быть Ходынке - как вдруг Юрий Петрович Любимов стал добро махать рукой людям этим из автобуса. Его увидели, узнали и ответили тем же: отхлынули, остановились и долго махали вслед автобусу руками, цветами. А мальчики выпустили в небо сотню голубей. Кто может подсчитать, сколько добрых поминок прошло в Москве, в России по Володе в ту ночь, 28 июля, прошло под его песни, с его песнями, сколько людей, слушая их, молча встречались друг с другом глазами, заново сближаясь: есть, было у нас, среди нас такое чудо, как Володя Высоцкий. Есть, не перевелись и будут ещё новые, другие, но все равно такому как он больше не бывать. Михаил Ульянов прав, когда сказал на панихиде: он настолько неповторим, что песни его невозможно спеть никому, никому, кроме него самого.

И кто может посчитать, сколько раз за эти сорок дней заново прозвучали его песни (это по всей-то стране), сколько людей сколько часов слушали его, сколько вёрст магнитной пленки пошло на новые записи? Это ведь тоже факт, и это факт совести. Много ли у нас таких фактов?

Дельвиг писал Пушкину: "Никто не поворачивал так каменными сердцами нашими, как ты...". Чтобы пробиться сквозь наши каменные сердца, чтобы оживить их болью и надеждой, теперь, наверное, нужны настоящие отбойные молотки, взрывать нужно эти камни, иначе ни к чему не пробиться, иначе ничего не найти. И он сочинял и пел свои песни именно так, будто молотком отбойным и работал, потрясая всех и потрясаясь сам. Он именно взрывал сердца и - прежде всего, больше всего - свое собственное сердце. За то вдруг, и какими сокровищами пробивался! Кто еще мог, кто еще может совершать такие невероятные головокружительные переходы, перелёты - прямо от самых низин жизни к её высотам? Кажется (или казалось, вернее), - вот банальный жанр, вот "приблатнённость” темы, вот мелодраматизм... Да всё это у него нечто иное, как насмешки, сарказм, горечь. Он может начать разговор с любым на его языке, а переводит так разговор этот на свой язык, начинает с чужого, а гнёт то своё и своим заканчивает. Он умеет взять самый пошлый жанр, чуть ли не хамскую тему и заставить "героев" её хохотать и реветь над самими собою, и даже они вдруг облагораживаются.

И пьяная Русь у него - это уж, конечно, не умиление, а настоящий плач по горю настоящему, это - знание пьянства уже не как богатырства какого то, а как бедствия всенародного и страшного греха.

В России издавна есть одна болезнь, причем заразная. Болезнь эта многих интеллигентов, (но, конечно не интеллигенции в целом). Выведется у человека талант, пусть самый маленький, и уже признают его в качестве такового, а ему, мало того, он тут же в гении метит, и никак иначе. Да еще обижается, если его гением не величают на каждом шагу. И считает себя самым распрогрессивным, поскольку "начальства" никакого не признает... А выходит на деле какое-то чинодральство духовное. Взяточничество своеобразное (да и не по чину). Выходит: сам в "начальники" лезет, только по особому ведомству - по "идеальному” что ли? А сил изначальных всё меньше и меньше, потому как не на то уходят. И глядишь - таланта как небывало... Володя, по моему, никогда не преувеличивал своё назначение, свой дар, может недооценивал даже. 3ато признание своё знал, чувствовал его твёрдо и был верен ему до конца, потому и силы росли. И вот все мы видели: словно кто-то (он сам?) пустил его живым метеором, и пронесся по нашему небу, прогудел и сгорел, не требуя никакой дани, никаких взяток, а желая лишь одного единственного: найти и сказать правду, так, чтобы её услыхали. "Ходу, думушки резвые, ходу..." и только ради этого мольба: "Коль дожить не успел, то хоть бы допеть..." Ведь не взять хотел, одарить. Не от людей - людям, нам.

И очень к нему относится такой диалог:

- Скошенный луг

- Глотка

- Хрип ,тоже ведь звук...

- Так и в гробу?

В наше время слишком часто мужская трусость переименовывается в "ум". Считается и почитается высшей заслугой. То, за что женщинам испокон веков полагалось презирать мужчин, теперь поощряется. Ими и вознаграждается. Можно ли назвать это любовью? Володя ничего не переименовывал ни в песнях своих, ни в жизни. И опять-таки надо было видеть своими глазами, как смотрела на него Марина, когда он пел. Тоже чудо. То истинное восхищение женщины, без которого всё мертво и фальшиво, всё, что мы делаем.

Представьте, сколько сейчас песен у нас и в мире целом. Если бы историю исчислять, слушать, понимать по песням, то наша страна - самая поющая, конечно. И если бы инопланетяне какие-то сочинили там песнеулавливатель фантастический, то назвали бы нас наверняка - поющая планета. Летит себе в черном космосе холодном и бесконечном - поющая планета и поёт, поёт... О чем поёт? Не больше ведь, чем воды чистой в нынешних ручьях, реках, озерах (отравлены, загажены, заболочены) - войти нельзя, чтоб не измазаться, а уж попить, не отравившись и разговору почти нет. Так и с песнями. Тьма таких, исполняя или даже только слушая которые, человек прямо таки на глазах становится некрасивее и глупее. Сколько певцов, которые общаются с людьми, как общаются меж собой шары биллиардные - непробиваемо - только отскакивают друг от друга. От Володиных песен каждый хоть на миг становится чище, умнее, красивее. Его песни всегда ранят, но они же всегда добры.

Конечно, время произведёт свой неподкупный, жестокий и единственно справедливый отбор, но я убеждён: часть Володиных песен надолго войдёт в народную память. И, может быть, через десятки лет их ещё будут разыскивать, раскапывать, как раскапывали мы наше далекое прошлое. Он и при жизни был легендарным, а теперь, конечно, легенд о нем будет всё больше. Но вот здесь замечательно (это любимая мысль одного моего друга): во всех его личных приключениях, действительных или сочинённых, была, как и в песнях его, какая-то сказочность, что-то от "по-щучьему велению, по моему хотению”... То умыкнул заморскую царевну... То вдруг не могут его разыскать в театре - исчез, а вечером спектакль. Конечно паника. С ног сбились - не нашли. Наконец весть откуда-то из Магадана, кажется, что, дескать, он там, "все в порядке, не беспокойтесь". А вчера был еще в Москве. Выясняется, случайно познакомился с летчиками, летавшими туда. Они его знали, любили и... позвали лететь вместе и чтобы он пел. И вот представьте картинка: несётся высоко в небе лайнер, над всей Россией, а он, Высоцкий, рвёт там гитару и гудит своим неповторимым голосищем. Потом расстроенный Главный режиссер не знает, что делать, только руками разводит: сердитость от этого сюрприза испарилась, а невольное восхищение неловко показывать... А то вдруг и того похлеще: навещает Н.С. Хрущева. Его рассказ об этом посещении - верх остроумия.