Евгений Крушельницкий - Город мастеров

К тому же, появилось много новых слов, написание которых не регулировалось прежними правилами. Как писать теле-ток-шоу, интернет-конференц-связь? С этими словами, конечно, разобрались, но, чтобы не отстать от жизни, правила нуждаются в постоянном совершенствовании, и процесс этот бесконечен.

— Я вижу на рабочем месте оператора — кстати, кандидата филологических наук — несколько полок со словарями и справочниками, начиная от «Большой советской энциклопедии» и кончая орфографическим справочником. Мало у кого есть всё это под рукой. Выходит, все мы в какой-то степени обречены на ошибки в родном языке?

— Что ж, звоните нам, поможем… А если серьезно — то вы правы, всё помнить невозможно, и именно поэтому существует справочная литература. Образованный человек должен знать, где искать нужное, и уметь понять написанное. Или, по крайней мере, суметь найти такой вариант изложения, который позволит избежать ошибки.

Когда люди, говорящие на одном языке, перестают друг друга понимать, это раздражает. Что значит жить правильно, кто такой менеджер по клинингу, как выглядит эксклюзивная женщина?.. Профессор Максим Анисимович КРОНГАУЗ, директор Института лингвистики Российского государственного гуманитарного университета, написал на эту тему книжку под названием «Русский язык на грани нервного срыва». Нервничает, конечно, не язык — он просто чересчур быстро меняется, а вот мы на это реагируем всяк по-своему, потому что к традиционному конфликту отцов и детей добавляется ещё и языковой.

— Максим Анисимович, почему сейчас такой наплыв английских слов? От байкеров и юзеров до шоппинга?

— Мир меняется, и нам нужно откуда-то брать слова для краткого обозначения новых понятия. Язык обслуживает наши потребности, и если бы он был заморожен на уровне двадцатилетней давности, то мы с трудом могли бы общаться. Когда возникает новая вещь или понятие, то, как правило, обозначать это должно одно слово. Поэтому в конкуренции с печатающим устройством победил принтер. Или нужно менять, расширять значения русских слов, как это произошло с компьютерной мышью.

Заимствуем в основном английские слова потому, что англоязычная культура, в первую очередь американская, влияет на весь мир. Была мода на немецкий язык, на французский, теперь вот — на английский. Процент заимствований в русском языке никто не считал, но он огромен. Однако язык это обрабатывает и встраивает в свою систему. Вас же не смущают, например, слова, коммунист, экстремизм, ислам. Проще заимствовать, чем предложить своё, потому что у нас хорошее словообразование. Смотрите, как освоили английскую аббревиатуру PR, то есть связь с общественностью: пиар, пиарить, отnиарить, пиарщик. Запрещать это бессмысленно, хотя какие-то ограничения возможны: например, вывески в столице пишут на русском, есть на эту тему московский закон.

— Ещё одно модное словечко последних лет — гламур. Журнал, радиопрограмма, магазин, даже сигареты есть с таким названием. Что сделало его популярным?

— Стиль жизни, где потребление считается достижением. Как, например, афористично выразился журналист Леонид Парфёнов, «для меня главное из развлечений — правильная жратва в правильном месте». Далее выясняется, что речь идёт, к примеру, о салате «Рома» в неком заведении под названием «Боско». Ясно, что такое возможно лишь при правильной жизни — то есть посещения правильных фильмов в компании правильных девушек, и так далее. Словом, всё это весьма изысканно и едва ли известно непосвящённым.

Гламур и глянец — почти синонимы, потому что эту агрессивную субкультуру формируют глянцевые журналы, чья цель — заставить читателя активно покупать. Это такая библия современного мира, столь же привлекательная, как мечты о вечной молодости и бесконечном счастье. К ней тянется огромное количество народа, но идеал недостижим, потому что обязательно чего-то не хватает — или денег, или времени.

— Время не только породило новые профессии вроде дилеров и супервайзеров, но и подкрасило старые: манекенщиц сменили модели, охранников — секьюрити. Даже дворника теперь кое-где именуют оператором механизированной уборки. На что тут расчёт? Что мы за названием не разглядим занятие?

— Добавлю к этому свою недавнюю находку: мастер ногтевого сервиса вместо маникюрши. Или менеджер по клинингу — это уборщица. Желание избавиться от слов, с которыми связан низкий образ, и заменить их красивой иллюзией, было всегда. Какое-то время это действует, но спасти профессию никакое слово не может, пока не изменится само представление о ней. Заменили золотаря ассенизатором, но смысл всё тот же, потому что есть известный лингвистический закон, согласно которому эвфемизмы бранных слов сами становятся бранными словами. Вот, скажем, вполне нейтральное когда-то слово хер, название буквы в старом русском алфавите. Есть гипотеза, что оно появилось в результате сокращения слова херувим. Но его использовали для замены непристойного слова, и уже эта замена стала звучать неприлично.

Кстати, нередко и власть пытается прямо-таки в оруэлловском духе заменить неправильные слова правильными. Так, в интернете появилась информация, что представители центральных телеканалов на встрече с администрацией президента получили списки неблагонадёжных слов и рекомендации по их замене. Слово моджахед следует заменять на боевик или террорист, полевой командир — на главарь бандформирования, а джихад — на всем понятную диверсионно-террористическую деятельность. Всё это попытки изменить действительность с помощью слов, представить происходящие события иначе.

— На другом полюсе — так называемая политкорректность, когда инвалида называют человеком с ограниченными возможностями, бедного — малообеспеченным, а негра — афроамериканцем.

— В таких изысках, идущих от галантерейного языка приказчиков, немало ханжества. В русском языке хватает оскорбительных слов, но почему-то меняют не их, а вполне нейтральные слова, приписывая им негативный смысл.

— В последние полтора десятилетия пошла мода на подгонку русских названий наших соседей на национальные — Тыва, Кыргызстан, Беларусь… А Якутия — так обязательно с уточнением: Саха. Зачем? Мы же не пишем, к примеру, Финляндия (Суоми) или Германия (Дойчланд).

— Тем самым политика неуклюже внедряется в язык. Такое часто случается, когда речь идёт о чужих городах и странах. Помню, много лет назад у нас переименовали две страны: вместо Островов Зеленого Мыса появилось государство Кабо-Верде, а Берег Слоновой Кости заменило загадочное Кот-Д'Ивуар. Раньше эти названия переводили на другие языки, а потом перестали — правда, по просьбе упомянутых государств. То же и с Белоруссией. По-белорусски это Беларусь, но и в русском названии ничего оскорбительного для неё нет. В конце концов ни США, ни та же Германия не возражают, что мы их называем по-своему. Думаю, что тут надо исходить из здравого смысла. Если политики считают, что, к примеру, киргизов лучше называть кыргызами, а их страну Кыргызстаном, то никто им не мешает делать это в официальной переписке, оставив нам возможность придерживаться традиций нашего языка. Ведь сам по себе язык не может ни унизить другую нацию или государство, ни возвеличить. Поэтому надо к нему относиться с уважением и без особой нужды ничего не менять.