Евгений Крушельницкий - Город мастеров

Для меня тот, кто не знает кроме родного языка ещё пару-тройку других, — наполовину слепоглухонемой. Даже если бы я знал всего дюжину языков, то чувствовал бы себя задыхающимся. Зато сейчас смотрю на мир, словно стрекоза, сквозь множество фасеточных глазков.

Но не стоит думать, будто я в жизни только и делаю, что изучаю языки. У меня много разных измерений, многочисленных хобби, которые становятся специальностями, в то время как официальная — вирусология — превратилась в одно из увлечений. Зато на первый план вышли прикладная математика, иммунология, молекулярная биология, фотоживопись… Ещё я гид по истории и архитектуре Москвы и Санкт-Петербурга. Не собираюсь хвастаться и оглашать, так сказать, полный список, но суть именно в этом — в симбиозе контрастов, который даёт многомерный взгляд даже на банальную вещь. Потому мне хочется создавать ментальные кентавры, совмещать несовместимое.

Визитная карточка этого процесса — фрактальная стереометрия. Это математические формы, графики, доведённые до уровня живописи. Своеобразное объяснение и прогноз того, что происходит вокруг, по сути — скелет мироздания. Хороший художественный образ — это и отражение процесса, и картина, и математически точно построенная фигура. Раньше, чтобы рассчитать фрактал, требовалось полжизни, а теперь это делает компьютер. У меня уже готова целая галерея таких работ. Но искусствоведы (я их называю искусствоеды) считают это эстетскими изысками. Ну как тут объяснить? Поэтесса Зинаида Гиппиус когда-то предупреждала: если надо объяснять, то не надо объяснять. Как в анекдоте про чукчу… Его спрашивают, куда ушла американская подводная лодка. Тот говорит: «Зюйд-зюйд-вест, капитана!» И слышит в ответ: «Ты тут не умничай! Пальцем покажи.»

Друзья утешают: мол, Вилли, и драконография твоя, и стихи на муфталингве, и всё прочее обязательно будет издано. Тебе нужно только умереть.

— Что за драконография? Не говоря уж о муфталингве…

— Это такой способ самовыражения, известный ещё в античности. Жрецы предлагали человеку что-то нарисовать, а потом по этому рисунку делали выводы и даже предсказывали будущее. У средневековых инквизиторов та же процедура зачастую оборачивалась приговором. Словом, некий предшественник психологических тестов.

Для меня драконография — это стилизованные до неузнаваемости письмена разных языков. Тут и руны, слитые с тибетским, древнемонгольское письмо соседствует с дари, гуанчи… Вот этот подчас полярный разброс областей знаний и наук порождает тот ментальный аналог электрического тока, который и служит топливом для изучения языков. Я только смотрю, что постучалось в мою дверь, и выбираю нужное. Это очень помогает жить, исчезает такое понятие, как серые будни. Зато серый цвет очень люблю — в нём столько оттенков…

А муфталингва — это слова-неологизмы, где муфтой, соединяющей слова, служит один или несколько общих слогов или, что важнее, общие смыслы. Например, поговорка «долг платежом красен» на муфталингве звучит так: задолжадность возвращедростью красна. У футуристов это был словесный эпатаж, у меня же неологизмы очень прозрачны. Зачем раскладывать слово, если оно такое ёмкое? Появляется бесконечное число степеней свободы толкования текста, а словам становится ещё теснее. Скажем, неотвратиканье секунд (это из моего цикла «Ясновидеокассета из Вавилондона»).

А порой в процессе творчества и язык меняется на тот, который соответствует твоему настроению. Нельзя же петь на одной ноте. К тому же поэзия непереводима, и порой в нашем языке нет аналогов. Тогда получается то, что я называю лингвагобеленами.

— Как так: у нас — да нет аналогов? Классики, помнится, восторгались — «о великий, могучий, правдивый и свободный…» А Энгельс и вовсе называл его одним из самых сильных и богатых. И как этот язык видится вам на общем фоне?

— Ему никогда не стать языком международного общения, как английскому. Русская грамматика — одна из сложнейших в мире, иностранцы от неё стонут. Что же касается выразительных средств, то каждый язык идеален для говорящих на нём.

— А вам какой больше нравится?

— Я их все люблю. Всё зависит только от настроения, ситуации, а нужный подворачивается сам. И английский люблю, знаю пять его вариантов, от американского до креольского.

— Есть ещё такие полиглоты, как вы?

— В мире, пожалуй, несколько десятков. Я лично знаю одну россиянку, ещё одна знакомая живет в Аргентине, плюс японец, канадец, два американца. В Африке есть несколько человек.

— Как современники относятся к вашим способностям?

— Люди не терпят того, что выходит за границы их понимания. По этой причине потерял немало друзей, которые считают меня ненормальным и убеждены, что я продал душу дьяволу. Есть и закомплексованная публика — хлебом не корми, а дай устроить сеанс с разоблачением. Кто-то готов видеть во мне мессию, посланца неизвестно кого. Словом, средневековое сознание. Многие с удовольствием подбросили бы хворост в мой костер, да только время сейчас не то.

Насчёт живой Земли новость, прямо скажем, позавчерашнего дня. Ведь ещё древние греки уподобили своих богов людям, чтобы мир вокруг стал понятным и привычным. Человеческих черт хватило на всех: Гею, многодетную землю-мать, её супруга Урана, ненавидевшего своих детей, а также на всё их разнообразное потомство, дикое и сильное.

Потом ученые разложили этот мир по отдельным полочкам, человека объявили царём природы, а мифы — сказками. И бесповоротно отделили мёртвое от живого. Природа поначалу терпела наше правление, а потом ответила так, что о наших с ней отношениях заговорили не только любознательные ученые, но и прагматичные политики. Ущерб от природных катастроф из года в год растёт, и его величина измеряется уже многими десятками миллиардов долларов. Только одно недавнее жаркое лето в Европе унесло 20 тысяч жизней.

По мнению специалистов, усиление засух, увеличение количества наводнений и ураганов вызвано изменением климата. Вот и вспомнили о старой идее: Земля — живой организм, и потому обращаться с ним надо осторожно. Так появилась научная гипотеза. В столице уже действует оргкомитет планетарной программы «Живая Земля», который недавно обсудил такой вопрос: возможен ли диалог с нашей планетой?

Но прежде чем говорить о диалоге, напомним главные вехи научного монолога на эту тему.

ВЕК ХХI — ЗАВЕРШАЮЩИЙ?

О том, что в природе что-то неладно, заговорили почти полвека назад. В восьмидесятые годы зазвучали цифры: воздух теплеет примерно на полградуса за столетие. Со временем человечество взяло вину на себя и обязалось сократить количество парниковых газов.