Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Волна шпиономании, поднятая властями, была настолько сильна, что продолжилась и после смерти Сталина. В этом смысле не случайно, что арестованный в июне 1953 года Берия был объявлен не кем-нибудь, а иностранным шпионом, агентом западных спецслужб.

– Не притворяйтесь! – грозно сказал Иван и почувствовал холод под ложечкой… – Вы не немец и не профессор! Вы – убийца и шпион!

Стоит обратить внимание на малоизвестный факт: среди генералов, арестовывавших Берию, был и заместитель начальника Главного политуправления Советской Армии и ВМФ Л. Брежнев, что говорит о его незаурядном личном мужестве. Смертный приговор Берии привели в исполнение в бункере штаба МВО, где и проходил скорый суд. С Берии сняли гимнастерку и привязали его к крюку. Главный обвинитель зачитал приговор. Не дав сказать Берии ни единого слова, генерал Батицкий расстрелял его из немецкого парабеллума в присутствии маршала Конева и других арестовывавших Лаврентия Павловича военных.

Дорога к власти Хрущеву была практически расчищена. В 1955 году единственный уцелевший в верховной власти троцкист стал новым вождем, и назревшие политические перемены не заставили себя долго ждать.

До сих пор самых главным вкладом Хрущева в историю СССР интеллигенция считает развенчание культа личности Сталина на ХХ съезде КПСС. Бытует мнение, что Никита Сергеевич являлся едва ли не демократом, и уж, во всяком случае, человеком, мечтавшим о демократических переменах.

Однако беспристрастный анализ показывает, что перемены осуществлялись не ради безмолвствовавшего народа, а в интересах самого правящего слоя. Внимательно прочитайте текст доклада Хрущева на закрытом заседании съезда – вы убедитесь, что речь там шла только о репрессиях Сталина в отношении номенклатуры. Судьба миллионов рядовых советских людей, пострадавших во время правления Сталина, явно не интересовала делегатов. Это не массовые репрессии, не жестокие репрессии, а необоснованныерепрессии. Позже разоблачение сталинских преступлений на ХХII съезде также касалось только невинно осужденных членов партии.

Чтобы усилить впечатление на делегатов ХХ съезда, Н. Хрущев не погнушался и прямым подлогом. В феврале 1954 года Никите Сергеевичу была дана официальная справка за подписью Генерального прокурора СССР Р. Руденко, министра внутренних дел С. Круглова и министра юстиции СССР К. Горшенина, согласно которой с 1921 г. по 1 февраля 1954 г. за контрреволюционные преступления было осуждено 3 777 380 человек, в том числе к высшей мере наказания – 642 980. На 1 января 1953 г. в лагерях содержалось 1 727 970 заключенных, из них политические заключенные – 21 %, о чем Хрущеву также было сообщено докладной запиской [95] По другим данным в лагерях содержалось 2468524. .

Однако Н. Хрущев безапелляционно заявляет в докладе: «Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 миллионов человек» (146). Таким образом, и в докладе ХХ съезду КПСС, и во множестве выступлений руководитель партии исказил истину сознательно. Но будем считать эту неправду «ложью во спасение», поскольку явной целью завышения цифр в 4–5 раз был шок для больной сталинизмом партии.

После ХХ съезда уже проводившуюся работу по реабилитации жертв политических репрессий резко ускоряют. В 1956 году в лагеря были направлены тройки, теперь уже для освобождения. Они обнаруживали в числе заключенных и таких, кто сидел за то, что покушался на жизнь Берии, расстрелянного двумя годами ранее. Сотни тысяч людей были освобождены немедленно. Даже возникла необходимость в дополнительных пассажирских поездах. Государство делало некие попытки загладить свою вину, например, предоставляя бывшим репрессированным жилье. Тот же Л. Гумилев жил в доме «эпохи реабилитанса», который был построен специально для реабилитированных. Однако разночтение цифр между официальной статистикой (засекреченной, впрочем) и обнародованных Н. Хрущевым, породили бесчисленное количество спекуляций на тему истинного количества пострадавших.

Цифры эти использовались в психологической борьбеза души и ума интеллигенции. Так, известный американский историк-советолог С. Коэн со ссылкой на не менее известного Р. Конквеста (его книга «Большой террор» была несколько раз издана и в СССР, и в СНГ) пишет: «К концу 1939 г. число заключенных в тюрьмах и отдельных концентрационных лагерях выросло до 9 млн. человек». В действительности на январь 1940 г. во всех местах заключения в СССР находилось 1850258 заключенных. То есть, Конквест и Коэн преувеличивают реальные размеры в 5 раз. Зачем?

А затем, что со времени хрущевской эпохи тема репрессий стала главной в психологической войне (концепция которой была развита как часть «холодной войны»). Стремительный процесс десталинизации не только привел к беспорядкам внутри страны, но и положил начало идеологической изоляции советского режима. Одновременно и страны, сохранявшие сталинистскую государственную модель управления (Китай, Албания), отшатнулись от «советских ревизионистов».

Дезинформация – как известно – одно из лучших орудий в психологической войне. Святая уверенность в том, что уважаемые люди не могут врать, что написанное имеет научную доказательную базу, что зарубежные доброхоты желают только добра заблудшим душам, что информация передается с благой целью, затмила мозги отечественным интеллектуалам настолько, что они были готовы верить абсолютно всему, что порочило строй и находилось в противоречии с официальной доктриной. А когда данных не хватало – просто сами выдумывалинужные цифры. Диссидент Рой Медведев писал: «В 1937–1938 гг., по моим подсчетам, было репрессировано от 5 до 7 миллионов человек… Большинство арестованных в 1937–1938 гг. оказалось в исправительно- трудовых лагерях, густая сеть которых покрыла всю страну». На деле же численность заключенных в лагерях, «покрывших страну густой сетью» (всего было 52 лагеря), за 1937 г. увеличилась на 175 486 человек, в том числе осужденных по 58 статье на 80 598 человек. В 1938 г. число заключенных в лагеря подскочило на 319 тысяч – из них осужденных за контрреволюционный преступления – на 169108 (147). И таких искажений десятки, но именно они создавали картину мира для образованного человека в СССР.

Впервые обнародовать подноготную советского строя выпало на долю писателя А. Солженицына, который стал пророком движения инакомыслящих. А. Ахматова говорила о первой книге писателя из жизни зеков «Один день Ивана Денисовича»: «Эту повесть обязан прочитать и выучить наизусть каждый гражданин изо всех двухсот миллионов граждан Советского Союза» (148). Именно Солженицын как бы восстановил (в основном, по устным свидетельствам очевидцев) историю сообщества заключенных сталинских лагерей. «В определенном смысле его труд можно сравнить с первыми мореходными картами: при всей неточности и легендарности тех или иных конкретных сведений исследование Солженицына превратило историю ГУЛАГа в реальное, интеллектуально постигаемое пространство, в факт мировой истории» (149).