Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

В качестве антитезы приведу в пример американские школы. Можно сколь угодно критиковать многие из них за качество образования, поражаться невысокому уровню знаний учеников, но чего отнять нельзя, так это того, что американские школы не рождают в детях комплексы, а, напротив, раскрепощают учеников, не навязывают готовые ответы, а поощряют их самостоятельный поиск. Уважая личность в своих учениках, школа с младых ногтей воспитывает в детях чувства свободы и достоинства.

Впрочем, справедливости ради скажу, что и американский подход далеко не всегда достигает успеха. Раскрепощенные и незакомплексованные подростки становятся порой отъявленным хулиганьем с обещающим криминальным будущим.

Вне всякого сомнения, среду обитания во многом определяют окружение, наличие положительного примера, формирующие нравственные установки. Но тут история сыграла с нашей страной злую шутку. 100 лет назад большевики привели к власти полуобразованные низы с характерной для них лексикой, манерой общения, отношением к окружающим – гигантскую серую массу, установившую в стране свой поведенческий стандарт. А лучших – образованных, мыслящих носителей традиций и культуры – либо выдавили из России, либо сгноили в лагерях или сразу без долгих церемоний внесли в расстрельные списки. По сути, большевики выкосили большую часть целого класса, который мог бы служить примером для остальных, – класса интеллигенции. Уцелевшим же осколкам этого класса и их потомкам уже было не по силам конкурировать с новыми «образованцами», ведущими родословную от поколения «шариковых».

Если не школа, не семья, не мощный слой по-настоящему образованного, культурного класса, то какой другой институт мог бы способствовать созданию у нас здоровой среды обитания? Наверное, церковь. И пастырское слово, и практическая благотворительная помощь сирым и страждущим – все это должно создавать центр притяжения, своего рода остров любви, остров сострадания и заступничества за обиженных, ведь этому учат все религии. Не буду о мусульманах, иудеях, протестантах и других конфессиях – о них я знаю немного. Но вот РПЦ, наша главная, можно сказать, государственная церковь, конечно, у всех на виду. Но, видно, как раз оттого, что сегодня она главная, что именно «государственная», а в советские годы непристойно коллаборационистская, не получается у нее стать центром притяжения. С каждым годом РПЦ все больше и больше напоминает то ли госкорпорацию, то ли министерство. Об ее успехах в бизнесе наслышан [9] По данным Федеральной налоговой службы, в 2014 году необлагаемые налогом на прибыль доходы церкви составили 5,6 миллиарда рублей. , о постоянных притязаниях на лакомую собственность тоже (одна только история с Исаакиевским собором чего стоит!). Мы видели, как по настоянию ее епископов закрывают выставки и спектакли, как то и дело вторгается она в светскую жизнь с категоричными требованиями и наставлениями. Не говоря уже о боевых отрядах так называемой «православной общественности», готовой с кулаками и скандалами крушить то, что, по их мнению, может оскорблять чувства верующих или общественную нравственность. Всему этому мы не раз становились свидетелями. А где помощь сирым и убогим, где великая благотворительная миссия церкви? Кухни для бездомных и нищих доктора Лизы помню, а вот церковных видеть не приходилось. Может, они где-то и есть, как наверняка есть щедрые душой приходские священники, посвятившие себя помощи слабым, но в глаза это точно не бросается. Между тем, возвращаясь к моему американскому опыту, могу сказать, что там церковь и благотворительность – синонимы. Это относится практически ко всем религиям, конфессиям и деноминациям.

Церковь в США можно считать и одним из самых мощных центров притяжения волонтеров: от раздачи еды неимущим до помощи инвалидам и содержания хосписов, от компьютерных классов до театральных кружков для молодежи из малоимущих семей. Все это обычно существует на пожертвования прихожан при храмах, мечетях, синагогах и молельных домах.

А куда идут пожертвования РПЦ? По данным газеты РБК, ежегодный доход церкви от пожертвований составляет 100–150 миллионов долларов (данные за 2012 год) [10] https://www.rbc.ru/economics/25/07/2012/5703aceb9a7947625bd40617 . Большая часть этих денег инвестируется в различные бизнесы. В этом отношении у нашей главной церкви все хорошо получается, но вот на нравственный ориентир, боюсь, она как-то тоже не очень тянет. Нет, не помощник она нам в создании морально здоровой среды обитания. Тогда, может быть, государство, то есть власть со всем ее чиновничьим аппаратом? В конце концов, это ведь мы содержим ее на наши налоги. По-хорошему среда обитания должна быть и ее зоной ответственности. Что ж, когда появляются, к примеру, МФЦ, всерьез облегчившие нам жизнь, снявшие раздражение от хождения по бесконечным инстанциям, – тут хочется власть похвалить, это реальный вклад в здоровье среды обитания. Но вот когда, защищая свои права, начинаешь бодаться с властью (что по мелочам, что по-крупному), и понимаешь, что ты бессилен, в душе зреет бунт. Когда самым безнравственным образом уничтожаются правозащитные НКО и благотворительные фонды вроде фонда «Династия», когда «взбесившийся принтер» издает фантастически безнравственные законы вроде «Закона Димы Яковлева», когда видишь, что коррупция, словно агрессивная ржавчина, насквозь разъела наше чиновничество – ну, о какой тут здоровой среде обитания может идти речь!

И что же тогда остается? Похоже, только мы сами и остаемся. Что ж, если мы надеемся когда-нибудь зажить по-человечески, стоит помнить о простой закономерности: преодолев свою недоговороспособность, разговаривая друг с другом без хамства и потасовок, мы создаем почву для взаимного доверия. Из доверия рождаются коллективные действия. Коллективные действия рождают связи между различными группами, что не только создают общественные блага, но и способствуют росту экономики. И что не менее важно – идет на пользу нашему психическому здоровью. Как подчеркивает Александр Аузан, договороспособность – не проявление слабости, а формула, по которой живут наиболее успешные страны.

Этой формулой успешно овладели, например, Соединенные Штаты. Но другая страна – Япония – оставила их далеко позади. Там договороспособность обрела свою высшую форму – абсолютное доверие. Вот как это может выглядеть со слов одного из читателей моих статей:

Энное количество лет назад я был на проекте в Японии. Клиент мой производил электронные платы для различного оборудования, а я проводил проверку офиса, отвечающего за продажи этих самых плат в Японии. В офисе была выделена одна комната средних размеров под складское помещение – там хранились платы на очень большую сумму. А вход в эту комнатку никак не ограничен. Дверь никогда не запиралась, видеокамер не было, не было даже обыкновенного реестра входящих. Продавцы просто заходили, брали товар, везли к клиентам для показа или на продажу. Да и сотрудники тоже часто туда заходили, там стоял шкаф с документами.