Михаил Таратута - Русские и американцы. Про них и про нас, таких разных

Если представить иммиграцию в графическом виде, то начиная с середины XIX века кривая совершает умопомрачительные броски – то стремительно несется вверх, то отвесно падает вниз. В какой-то мере эта «гимнастика» отражает события внутри страны и в мире. Например, в годы Великой депрессии иммиграция в США упала с 700 000 человек в 1924 году до 23 000 в 1933-м. И, напротив, в годы золотой лихорадки подскочила до 1,2 миллиона, а затем, немного притормозив, снова набрала обороты в трудном для Европы 1914 году. Между тем иммиграционный пик в 1,8 миллиона пришелся на знаменательный для СССР 1991 год. Впрочем, и в предыдущие пару лет этот показатель также держался на высоком уровне.

Ежегодно на каждую страну выделяется определенная квота по приему иммигрантов. Основанием для получения вида на жительство чаще всего служит воссоединение семей, хотя по этой статье приходится ждать своей очереди годы, а бывает и десятилетия. Но получить свой билет в Америку могут и те, кто добился особых вершин в своем деле, или просто чья профессия на данный момент в дефиците. И конечно, те, кто готов вложить в американскую экономику миллион-другой долларов.

Иммигранты – это самая большая гордость страны в историческом смысле, но и самая сложная ее проблема сегодня. Это – проблема отношений между расами и национальностями. Это и проблема исторических обид, исправления ошибок и покаяния. Показательный пример: после нападения Японии на флот США в годы Второй мировой войны Америка поступила со своими гражданами японского происхождения вполне по-сталински. Проживавших на западном побережье Соединенных Штатов японцев, как неблагонадежное население, интернировали во внутренние районы страны и поселили в лагеря, где они и провели несколько лет. История вроде бы давняя, но оказалось, что живущие в Америке японцы ее не забыли. Ее помнили не только те, по кому прошелся каток военного времени, но и их дети, и дети их детей. Потому что это была история национального унижения. И спустя полвека им удалось добиться от правительства США не только официального извинения за допущенную в прошлом несправедливость, но и денежной компенсации – по 5000 долларов за каждого пострадавшего.

Сложности порой возникают даже там, где, казалось бы, их и ждать трудно. К примеру, когда праздновалось 500-летие Америки, активисты нацменьшинств собрались на набережной в Сан-Франциско, чтобы помешать театрализованной высадке экспедиции Колумба в Новом Свете. Своими плакатами они пытались сказать остальным: «Мы протестуем против лживой истории, которой учат наших детей. Эта история восхваляет Колумба, но молчит о том, что с него началось порабощение коренных жителей Америки». Эти люди считают, что официальная школьная история однобока и написана с позиций белого человека.

А вот с точки зрения известного историка Артура Шлезингера, как и многих других специалистов, именно школа сыграла важнейшую роль в превращении пестрой толпы переселенцев в единую американскую нацию, в становлении новой американской культуры. В этом, собственно, и состоит особый путь Америки, названный «плавильным котлом». Благодаря ему, считает историк, Соединенным Штатам удалось избежать раздоров вроде тех, что при распаде терзали Югославию, Индию или бывший Советский Союз. Сравнение с СССР для нас особенно любопытно. Исторически сложилось так, что наша страна, подобно лоскутному одеялу, включала множество национальных анклавов, или, как у нас принято говорить, территорий «компактного проживания» людей одной национальности, одного языка, культуры и вероисповедания.

В Америке если национальные анклавы и существовали, то обычно в масштабах улицы или квартала, реже городского района и уж совсем нечасто – отдельного поселения. Индейские резервации не в счет – это разговор особый. Так вот, у них улицы или кварталы, а у нас – целые территории. Ну ладно бы только это, так ведь еще и каждую территорию в советское время называли республикой и наделяли условной государственностью – свои (во многих случаях исторические) границы, свои институты власти, своя Конституция и пр. Пусть и условные, но все же это были зачатки государственности, что в условиях паралича центральной власти и взрыва национализма в республиках подталкивало к сепаратизму и способствовало развалу Советского Союза.

В США границы между штатами тоже складывались исторически – земли завоевывали, осваивали, покупали, меняли по бартеру, но к национальному принципу это отношения практически не имело. Даже если поначалу где-то и оседало этнически однородное население, то вновь прибывавшие иммигранты перемешивались со старыми, кто-то уезжал, кто-то приезжал – как 100 лет назад, так и сегодня страна находится в постоянном движении. Есть, правда, одно курьезное исключение – Гавайи, последний по времени штат, вошедший в состав Америки. За полвека до этого, когда права на острова заявили Соединенные Штаты, жители этих мест считали себя гавайцами. И хотя сегодня гавайский (изначально полинезийский) генотип разбавлен до состояния довольно жидкого, голоса за отделение от Америки там раздаются. Впрочем, такие же жидкие, как и сам гавайский генотип, ибо реального экономического или какого-то другого смысла это не имеет, разве что на уровне подсознательного. Но Гавайи – это именно курьез. Во всех же остальных случаях для национального сепаратизма в США не было даже предпосылок, люди из разных стран вместе жили, вместе учились и вместе работали, перемешиваясь семьями и культурами. Иными словами, американский «плавильный котел» трудился на всю мощь.

У нас вроде бы тоже «плавили» новую нацию под названием «советский человек». И пока страной правили грубой силой, страхом и безостановочной пропагандой, что-то там сплавлялось, как-то держалось вместе, но в кризисной ситуации все развалилось на куски. Туркмен снова стал туркменом, грузин – грузином, и даже братья славяне на Украине и в Белоруссии в одну нацию с русскими все же не слились.

Американцы же как новая композитная нация в целом, безусловно, состоялась. Но есть нюансы. Хотя никто там всерьез отделяться не собирается, хотя со стороны все выглядит пристойно и почти монолитно, поговорите с людьми, которые внешне отличаются от белого большинства, и вам откроется другой ракурс, с которого тоже можно увидеть Америку. Мой хороший знакомый Виктор Ли, тележурналист с лицом Дэн Сяопина и манерами английского лорда, настроен скептически:

Я думаю, что к переплавке допускался не каждый. Все исторические задачи, о которых постоянно говорят в Америке, – интеграция, единая нация – все это предназначалось только для белых. Когда китайцы, мои предки, начали приезжать в Америку в XIX веке, они расселялись по всей стране. Но неприязнь к чужакам со странным разрезом глаз и желтой кожей, а также запреты для нас на многие профессии, преследования, вплоть до физической расправы, заставляли китайских переселенцев теснее жаться друг к другу в поисках взаимной поддержки и коллективной защиты от враждебной среды.