Аркадий Ваксберг - Белые пятна

Разве я допущу, чтобы ко мне прикасались милосердные руки насильника? Чтобы пропойца и циник, грубиян и пошляк не только лечил, но хотя бы мерил давление или капал в мензурку прописанное лекарство?

Получается — допущу…

Давно писалось и говорилось: нельзя принимать в медицинский вуз человека, не прошедшего хотя бы годичный «испытательный срок» в поликлинике или больнице: санитаром, няней, медицинской сестрой. Хотя бы годичный!.. Чем пришлось не по душе это разумное предложение? Чем и кому? Какие против этого аргументы: деловые, разумные, а не пустословные? Ведь за время практической повседневной работы надежней и легче выявить человеческую пригодность «соискателя» к работе врача, чем на экзамене по биологии.

Существует предварительный творческий конкурс для желающих стать артистом — не подумать ли об ином предварительном конкурсе? Для тех, кто хочет лечить. Конкурсе на сострадание, на отзывчивость, на человечность. Не думаю, что это утопия. Не верю, что нельзя разработать для этого строго научные, безупречные тесты. Неужели мы совершенно бессильны проникнуть в не очень-то хитрую тайну чужой примитивной души?

А уж если бессильны… Не взять ли хотя бы за правило расставаться с будущим лекарем при первом же обнажении им его истинной сути? Наши герои, к примеру, не один, а несколько раз в свою бытность студентами показали стойкую тягу к спиртному, к скандалам и дракам, к нарушению дисциплины. Впоследствии на собраниях, посвященных «случаю в общежитии», многие говорили q «недостаточных воспитательных мерах», принятых к нарушителям.

Ох уж эти воспитательные меры!.. За привычным набором слов есть ли какой-то реальный, деловой смысл? Какие воспитательные меры были бы тут достаточны? Не просто выговор, а выговор строгий? Строгий с предупреждением? С последним предупреждением? С самым последним? Или, напротив, увещевания? Прочувствованные беседы? Лекции о вреде алкоголя?

Не справедливее ли, не гуманнее ли по отношению к нам, пациентам, воспитывать хулиганов и алкоголиков на каком-то другом поприще?

Мысль эта владеет умами не одних пациентов, а настоящих врачей. Тридцать два минских хирурга приняли такое решение: «Просить народный суд лишить права врачевания всех «участников инцидента». На другом собрании группа студентов единодушно проголосовала: «Аннулировать врачебные дипломы замешанных в преступлении лиц». Хорошо понимаю чувства, продиктовавшие студентам максималистское их решение. Не исключаю, что эти чувства разделят и наши читатели.

Напрасно! Потому что закон не дает для этого никаких оснований. Лишить диплома нельзя никого, если только, конечно, диплом не получен обманным путем. В очень редких, специально отмеченных случаях закон позволяет лишить осужденного (но не за хулиганство и не за изнасилование) права занимать конкретные должности или вести определенную деятельность. Лишить на короткий и строго ограниченный срок!

К примеру, неоказание помощи больному, если это повлекло или заведомо могло повлечь смерть, а также иные тяжкие для него последствия, позволяет суду лишить врача права заниматься профессиональной деятельностью не более чем на три года. Максимальный же срок, на который суд может лишить (в определенных законом случаях) этого права, ограничен пятью годами.

Хорошо это или плохо? По-моему — в принципе! — замечательно. Право на труд — первейшее и священное право нашего гражданина, одно из величайших социальных завоеваний народа. Это право — надежная гарантия иметь работу по способностям и возможностям. По способностям и возможностям! А не ту непременно, которую захочу, даже если к ней непригоден…

Медицина — единственная гражданская профессия, вступление в которую сопровождается клятвой-присягой. Той, с цитат из которой — вдохновенных, берущих за душу — начался очерк. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 марта 1971 года предусмотрено, что присяга приносится стоя, в торжественной обстановке. «Текст… подписывается лицом, принесшим присягу, и хранится в его личном деле. О принятии присяги… производится отметка в дипломе».

Торжественная обстановка, подпись, отметка в дипломе — надо полагать, это не только обряд, ритуал, но нечто такое, что накладывает не одни лишь моральные, но и правовые обязанности. Какие же именно?

А никакие… «Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о здравоохранении» допускают дисциплинарную ответственность за нарушение медицинскими работниками (не только врачами) своих профессиональных обязанностей. Но ведь за такие нарушения отвечают представители всех профессий. Чем же отличается ответственность давшего присягу от ответственности тех, кто ее не давал? Абсолютно ничем.

Никакой нормативный акт не предусматривает ответственности за нарушение присяги как таковой. Справедливо ли это? Допустимо ли скрепленную подписью клятву превращать в какой-то листочек «на память»? Не лучше ли сделать ее юридическим обязательством молодого врача? Обязательством действительно на всю жизнь… Тогда нарушение любого пункта этого обязательства не только могло бы, но и должно было бы влечь определенные санкции. И пациент ощущал бы себя по-настоящему защищенным от березовых и зиняков.

Пытаюсь представить себе, какая официальная почта придет в ответ на этот судебный очерк. Неужели опять: провели собрание, обсудили, призвали? Пусть даже — объявили взыскания?.. Не время ли от суесловий и пустословий переходить к делу? Исключить все, что чуждо принципам нашей жизни, не в приказах и в резолюциях, а в реальности, нас окружающей?

Только не надо ссылаться на то, что случай, рассказанный здесь, нетипичный, дикий, редчайший. Он действительно нетипичный. Действительно редчайший и дикий. Но редчайшие обнажают проблему, позволяют с особенной остротой увидеть за фактом явление.

Ибо робость и страх любую проблему низводят до уровня частного случая. А чувство хозяина, гражданское неравнодушие, кровная забота об общественном благе повелевают и в частном поставить вопрос, который надо решить.

1985

Обычно бывает не столь уж трудно предвидеть, как встретит читатель твой очерк. Поддержит? Оспорит? Огромная редакционная почта позволяет достаточно точно судить о том, какие вопросы волнуют людей, что встретит их сочувственный отклик, что вызовет возражения.

Вот почему примерное содержание писем, которые придут после публикации очерка «Кислородное голодание», можно было вычислить предварительно — ожидается почта, которую принято называть эмоциональной: «Возмущены! негодуем! требуем сурово осудить! до каких пор?! откуда только такие берутся?!»

Я был готов именно к такой почте, заранее благодаря неравнодушных читателей за поддержку. Но ошибся: среди многочисленных откликов на «Кислородное голодание» таких писем оказалось совсем немного. И эта ошибка заставляет о многом задуматься. И мысли свои по этому поводу вынести на читательский суд.